Т Габрусенко - Эти непонятные корейцы

Первое (и совсем недалекое от нас) поколение южнокорейской профессуры почти всё получило образование на Западе. С Америкой тесно связаны не только корейские экономисты и производственники, но и кинематографисты, лингвисты, историки и литераторы. Многие из них по сей день учатся или проходят практику в западных странах. Ничего дурного в самой учебе нет.

Плохо другое — то, что не только технические приемы, но и творческий путь учителей, каноны их культуры начинают восприниматься учениками как единственно правильные. Американцев тут ругать не за что — это, увы, свое, традиционно конфуцианское восприятие… Неофиты возвращаются домой, горя энтузиазмом создать что-то новаторское в соответствии с этим самым «единственно правильным». Конечно, новаторства не получается — получается перепев чужого. И представители той самой культуры, которую корейцы так истово копируют, снисходительно усмехаются, вторя расхожему снобистскому суждению: «Азиаты, конечно, трудолюбивы, но они не в состоянии творить…»

Этот порочный круг мог бы разомкнуться, если бы его не скреплял застарелый комплекс национальной неполноценности корейцев. Его корни уходят в глубокую древность, еще во времена вассалитета по отношению к Срединному государству —

Китаю. Да, надо признать, что Китай был мудрым и терпимым сюзереном, он не очень ущемлял свободу соседнего народа, которого в случае войн обязывался защищать. Однако уже в те времена корейские интеллектуалы признавали китайский авторитет в области искусства как нечто само собой разумеющееся и неоспоримое (тоже учились в Китае, кстати).

Последовавшая за этим японская колонизация, которая началась на корейской земле в начале 1900-х годов и длилась почти полвека, недаром именуется в Корее «темным временем». Хотя японцы внесли в жизнь своей колонии немало новшеств, значительно продвинули Корею по пути технической модернизации, в моральном плане ими было сделано все возможное, чтобы сровнять национальную корейскую интеллигенцию с землей. У корейцев не только отобрали родную культуру и язык, но и всячески старались отобрать собственное достоинство. Со всем народом это не прошло, но кое с кем, увы, преуспели.

Помню одну встречу в аэропорту Кимпхо, которая оставила у меня гнетущее чувство. Ожидая самолет из Москвы, я разговорилась с приятным, общительным пожилым корейцем, который стоял в толпе встречающих. Он встречает своего сына, тот сейчас работает в Москве, младший сын учится в Америке, отец уже ездил к обоим, а что делаю в Корее я? Узнав, что я изучаю корейскую литературу в университете, мой собеседник усмехнулся:

«Ну и что вы там изучаете? У нас же читать нечего. В России Толстой, в Америке Марк Твен, а в Корее что? Одна «пятитысячелетняя история»?» — «Да как же, — растерялась я. — В Корее много хороших писателей, особенно поэтов: Юн Дон Чжу, Со Чжон Чжу… А прозаики какие — вон, замечательный «Рассказ о кроликах» Ли Тхэ Чжуна недавно прочла». Но собеседник мой продолжал иронически: «Вот я побывал в Санкт-Петербурге, в Америке, и стало просто стыдно: там культура, а у нас — так, ерунда какая-то. Мы — нация торгашей, а не интеллигенции».

Я слушала его, и мне было больно. С какой же приниженностью в душе прожил жизнь этот внешне солидный и достойный человек. В молодости он учился наверняка в японской школе и университете, где его навсегда «просветили» относительно места

Кореи в мире. И даже сейчас, когда Корея давно уже не колония, он все еще не видит в ней ни самостоятельную страну, ни самоценную культуру — все оглядывается куда-то вовне, не на Японию, так на Россию, на Америку.

Впрочем, что я сужу этого старого человека. Его можно только пожалеть. Он начинал свою жизнь не в свободной стране, а в «Корейском генерал-губернаторстве», как назвали свою колонию японцы. Во времена его молодости у образованных корейцев не было даже своих имен. Те, кто хотел поступать в учебные заведения, обязаны были взять себе японские имена.

Ушла в прошлое японская колонизация, вольно звучит прекрасный корейский язык на корейской земле. Но отголосок тех времен слышится порой и сейчас, уже в среде южнокорейской молодежи. Зачастую молодые корейцы, представляясь иностранцам, называют не свои родные имена, а их американизированные варианты: Джеймс, Лайза, Пит. «Он был монтером Ваней, но в духе парижан себе присвоил званье «электротехник Жан». Маяковский продолжается.

Конечно, это мелочь. Но в основе подобных мелочей лежит все та же неуверенность в себе, все те же беспочвенные комплексы.

Живя в Канберре, я отметила одну деталь. Здесь много индийцев, у которых, как известно, имена такие, что сломаешь язык. И тем не менее они их в угоду коренным австралийцам почему-то не меняют. Моя уважаемая дантист, доктор Нандакобан, и не думает переделывать себя в какую-нибудь Нанди. Зубы она лечит отлично, и австралийские клиенты запоминают ее имя без проблем.

Как и доктор Нандакобан, корейцы вполне заслуживают того, чтобы в мире зазвучали и их имена, и музыка их культуры. У корейского народа свое неповторимое восприятие жизни, у Кореи — своя красота и гармония, не похожая ни на какую другую. Это восприятие, эти красота и гармония достойны воплощения в искусстве. Главное, чтобы сами корейцы ценили свои духовные ресурсы. И тогда голос корейской культуры будет слышен в мире.

В начале книги я упоминала о россиянах, которым в Корее, несмотря на приличные заработки, было трудно — не та еда, не тот простор, другой менталитет, в общем, «все не так, как надо».

Но наряду с этими людьми немало среди моих соотечественников и таких, которые к Корее буквально прикипели душой. Корею они полюбили за необычную культуру и природу, за дружелюбие и мягкость нравов, за вежливых студентов, за улыбчивых продавцов, за изящных женщин — в общем, за все хорошее. К таким людям относился покойный профессор Г. А. Цветов, преподаватель русского языка в университете Конгук, который сотрудничал с газетой «Сеульский вестник» и писал очерки о своих корейских впечатлениях.

Георгий Алексеевич в этих очерках не раз высказывал тревогу по поводу того, что корейская национальная культура находится под угрозой, что ее из Кореи вытесняют, уничтожают безликие импортные образцы. С ним солидарны многие российские преподаватели, инженеры, математики, которые долго живут в стране и начинают принимать ее проблемы близко к сердцу.

Устоит, выживет ли вообще корейская национальная культура под напором глобализации – этим вопросом задаются многие неравнодушные «корейские» россияне.

После таких фильмов, как «Шири», на этот вопрос так и напрашивается грустный, отрицательный ответ. Но не будем спешить. Просто пройдемся по корейским улицам.