Алексей Митрофанов - Покровка. Прогулки по старой Москве

А все потому, что речь шла о картинах «туркестанской серии». Можно сказать, иностранных.

* * *

На первый взгляд в жизни собирателя Дмитрия Петровича все было более-менее гладко. Мало кто знал о том, что его постоянно мучила ужасная семейная трагедия.

В один совсем не прекрасный день сын Дмитрия Петровича заболел дифтеритом. Болезнь выявили на ранней стадии, однако ничего не помогло. Было ясно, что сын умирает.

Супруга Боткина очень любила своего ребенка. Но вместе с тем она испытывала жуткий страх перед болезнью. Как сын ни звал свою маму, она так ни разу не зашла к нему, пока он был болен. И после смерти тоже не зашла, не попрощалась. Более того, потребовала, чтобы трупик положили в запаянный цинковый гроб.

Сразу же после похорон все вещи и одежду бедного ребенка сожгли. В огонь пошли и мебель с занавесками. Все остальные помещения тщательнейшим образом дезинфицировали. А комнату сына отделали заново.

Госпожа Боткина долго еще не решалась войти туда. Осмелилась лишь в годовщину со дня смерти сына. Послонялась по углам, открыла ящик нового комода и обнаружила в том ящике нательный крест сына. Как он туда попал – Бог весть.

Не понимая, что делает, она поцеловала крестик и надела на шею. А спустя неделю заболела дифтеритом и умерла.

* * *

А по соседству с особняком Боткиных, в доме №25 тоже располагалось знатное собрание различных ценных древностей. Правда, то был антикварный магазин, притом весьма курьезного характера. Владимир Голицын писал в мемуарах: «Владелец… магазина был Родионов, старообрядец и… знаток старины. Его магазин помещался на Покровке, в собственном доме, и позади самого магазина, выходившего на улицу, была длинная галерея с верхним светом, коей стены сплошь были увешаны картинами, тогда как магазин уставлен был шкафами, витринами, баулами со всякого рода старинными вещами. Из числа картин особенно славилась коллекция видов старого Петербурга, которые Родионов не соглашался продать в розницу – а картин было штук 20, – и, если память мне не изменяет, эта коллекция была куплена впоследствии Академией художеств. Хозяевами этого магазина были Родионов-отец, затем сын и внук, увлеченные этой торговлей стариной, что, однако, не препятствовало им содержать в том же своем доме, но под фирмой однофамильца-родственника гробовую лавку».

Господин Голицын несколько запутался. В действительности Родионов-Гобсек (он получил эту кличку потому, что брал вещи в заклад и был весьма суров по отношению к своим клиентам) и Родионов-Гробовщик жили в разных, хотя и соседних домах. Гробовщик занимал дом №23 все по той же Покровке.

Впрочем, в том, что касалось деятельности этих специалистов, мемуарист был абсолютно прав: «Следует упомянуть и о гробовых лавках. Их хозяева, проведав, что по соседству с ними кто-нибудь тяжело болен, отправлялись к нему в дом и, интересуясь тем, жив ли больной или умер, предлагали домашним свои услуги, причем если сразу являлись несколько конкурентов, то между ними происходило соревнование, порой довольно шумное. Кроме всех похоронных принадлежностей они брались доставить за умеренную плату „гостей“ для сопровождения покойника на место упокоения в том случае, если похороны оказались бы чересчур скромными».

Так что Ильф и Петров, описывая нравы уездного города N., в котором действовали «Безенчук и нимфы», были еще очень сдержаны, робки и скромны в изложении особенностей гробового бизнеса.

Лучше уж старинными конфетницами торговать.

Жилой дом (улица Покровка, 38) построен в 1914 году по проекту архитектора Ф. Контрима.

Собственно, про этот дом сказать и нечего. Ну дом – и дом. Невзрачный. Серенький.

Однако обойти его своим вниманием никак нельзя. Ведь два столетия тому назад тут стоял дом, принадлежавший голицынскому роду. И именно здесь останавливалась по приезду в Москву пожилая графиня Наталья Петровна Голицына, известная тем, что с нее Пушкин списал кошмарную старуху для своей «Пиковой дамы». Графиня обитала в славненькой усадьбе, построенной, по-видимому, В. Баженовым. И, путешествуя в своем чепце по анфиладе темных комнат, вероятно, придавала улице Покровке еще больше респектабельности.

Она слыла загадочной особой. Например, ходили слухи, что Голицына в молодые годы славилась в Париже – носила прозвище «московская Венера», что ее поклонником был сам правитель Англии Георг IV, а Ришелье чуть было не покончил жизнь самоубийством из-за неразделенных чувств к русской красавице.

В действительности никакой красавицей княгиня не была, и больше того, отличалась вызывающим уродством. Прозвище ее было нисколько не Venus moscovite (московская Венера), а Princesse Moustache (княгиня Усатая), или совсем издевательское Fee Moustachine (Усатая фея), а то и запросто Moustachine (Усачка). Все эти прозвища были весьма щадящими – ведь у Голицыной, кроме усов, произрастала борода. По словам современников, Наталья Петровна любила бывать на балах, где вся разнаряженная, сидела в углу, словно уродливое, но обязательное украшение.

Однако же княгиня была дамой знатной, могла сидеть в присутствии всех членов императорской семьи (за исключением, однако, самого царя) и принимала стихотворные подарки приблизительно такого плана:

Это стихотворение написал Василий Львович Пушкин, дядюшка поэта. Они с Голицыной были хорошо знакомы. И не удивительно, что Пушкин-младший же сызмальства частенько видел знаменитую Усачку и впоследствии списал с нее главную героиню повести «Пиковая дама». Это все про нее, про Наталью Петровну: «Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с нее чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с ее седой и плотно остриженной головы. Булавки дождем сыпались около нее. Желтое платье, шитое серебром, упало к ее распухлым ногам. Герман был свидетелем отвратительных таинств ее туалета; наконец, графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном ее старости, она казалась менее ужасна и безобразна».

Правда, княгиня отличалась редким чадолюбием. И дети отвечали ей тем же. Один из современников писал: «Нет счастливее матери, как старуха Голицына; надобно видеть, как за нею дети ухаживают, а у детей-то уже есть внучата».

А Пушкин добился того, что хотел. Он хвастался в одном из писем: «Моя „Пиковая дама“ в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Голицыной и, кажется, не сердятся».