Алексей Митрофанов - Покровка. Прогулки по старой Москве

Кроме того, Найденов был до смешного суеверен. Например, когда сходились гости и за столом случайно оказывалось тринадцать человек, звали некого Молчанова, знакомого приказчика, который проживал неподалеку от усадьбы. Он охотно приходил (радушный, празднично одетый) и нисколько не смущался ни своей постыдной роли, ни презрительного отношения других гостей (да и хозяина). Те же, в свою очередь, не забивали себе головы сомнениями нравственного плана и воспринимали бедного Молчанова как некий предмет мебели или же, в крайнем случае, легавую собаку.

К родственникам Найденов относился, словно к крепостным. К примеру, захотелось ему, чтобы один из братьев Ремизовых поступил в Александровское коммерческое училище – ни с кем даже советоваться не пожелал. «Определил» – и все тут. А чтобы «не оставлять его одного», перевел в Коммерческое и Алексея. Хотя тот уже несколько лет учился (притом, весьма успешно и охотно) в Четвертой городской гимназии.

Конечно, дети не любили дядюшку. И старались избегать его компании. «Вечерние хождения к Найденовым были для нас как тяжелая повинность, – вспоминал Алексей Ремизов. – До ужина мы толклись наверху, не показываясь

в зал к гостям, или слонялись в библиотеке – все книги были под замком и ничего нельзя было трогать; а за ужином нас, детей, сажали не в столовой вместе со всеми, а отдельно под лестницей в проходной комнате с тремя выходами:

в столовую, в залу и в парадную прихожую, всю заставленную цветами; у Найденовых культ цветов, своя оранжерея. Сидеть на тычке было не очень-то приятно, хотя бы лицом к цветам».

Ослушаться же Николая Александровича, не явиться – никому и в голову не приходила такая дерзостная мысль. Даже подумать было страшно, как отреагирует на это хозяин-самодур. Конечно, по большому счету, он своим бедным родственникам навредить не мог – хотя бы потому, что пострадала бы его общественная репутация. Зато по мелочам подпортить крови было в его силах.

* * *

Несмотря на строгость барина, в найденовской усадьбе постоянно находилось множество колоритных обитателей. Хотя бы та же мать Алеши Ремизова – Мария Александровна Найденова. Окончив то же Петропавловское лютеранское училище, что и Николай Александрович, она, проникнувшись прогрессивными идеями, сошлась с нигилистами, будучи девушкою романтичной, пережила несколько сердечных увлечений, вышла замуж, разошлась и успокоилась с детьми в найденовской красильне.

Был примечателен брат Николая Александровича, по кличке Англичанин. Он и впрямь жил в Англии, однако же недолго – всего несколько лет. Зато, как это, к сожалению, подчас случается у москвичей, вернулся убежденным англоманом, презирающим все русское.

««Англичанина» никто не любил, – писал Ремизов. – Голоса он не подымет, но никогда и не услышишь от него человеческого слова. К «англичанину» не замедля прибавилось: «скусный» (скушный) и «змея».

Всю жизнь прожил он одиноко на Земляном валу в белом найденовском доме в семье своего знаменитого брата «Самодура» (так Ремизов звал барина – АМ.), гремевшего на всю биржевую Москву. Ни малейшего сходства с Найденовыми, сам по себе, подлинно «англичанин»… Европеец Берн Джонс, тонкий профиль и тень печали безо всякого намека на Азию… И дома в обиходе не филипповские и чуевские пирожные изобретения и не от француза Трамблэ, а сухое английское от Бертельса. А в его библиотеке – не русские, а английских и немецких имен стена».

Любимым и единственным, пожалуй, развлечением «англичанина» были воскресные прогулки в Петровско-Разумовское. Там он молча и с достоинством пил английский чай с лимоном и через пару часов, как обычно, довольный собою, возвращался домой.

Но самым трогательным персонажем была бабушка Ладыгина – совсем дальняя родственница, жившая хотя и в главном доме, но зато в подвале. Перед своими подвальными окнами бабушка (а чаще ее называли бабинькой) развела чудеснейший цветник – хотя и небольшой, зато очаровательный, с душой посаженный. В смысле своей красоты и совершенства он мало уступал известному найденовскому саду.

* * *

Николай Александрович Найденов скончался в 1905 году от грудной жабы. До революции усадьбою владели его родственники, и она поддерживалась в порядке превосходном. В частности, «Путеводитель по Москве» 1917 года описывал дом как настоящую московскую жемчужину: «Дом Найденовых (Земляной вал, №53, трамв. Б) выстроен в начале XIX в. в духе итальянских вилл знаменитым Д. Жилярди для кн. Гагариных. Высокий фронтон его величествен и изящен. Изысканную пышность фасаду придают пилястры, являющиеся как бы фоном для гладких стройных колонн. Великолепный фриз, необыкновенно тонко обработанный, тянется над окнами, которые, к сожалению, не сохранили первоначального вида. Лучше всего смотреть на фасад дома с пригорка Грузинского переулка. Перед домом палисадник, за ним ряд лип, посаженных значительно позднее, но подстриженных с той манерной изысканностью, которая живо напоминает былое увлечение Версалем. Все надворные службы строго выдержаны в стиле самого дома».

Как ни странно, еще в конце пятидесятых усадьба сохраняла дореволюционное очарование. К примеру, Петр Сытин в книге «Из истории московских улиц» писал о ней: «От дома и террасы перед ним спускаются в сад, к реке Яузе, лестница и пандус. В саду – прекрасный павильон, грот, две круглые беседки, чайный домик, полуротонда с живописной отделкой. Как лестница на террасу, так и садовые постройки разработаны с изумительным вкусом и поражают изяществом своих пропорций. Прекрасно вписанные в вековую зелень парка, они составляют с ним единую художественную композицию. Очень красива усадьба и со стороны улицы. Высокий цокольный полуэтаж, как пьедестал, торжественно поднимает ее основной, изысканно отделанный дом на вершине холма. В таком виде усадьба дошла до нашего времени. Сейчас в ней находится санаторий „Высокие горы“».

Больше того, еще в восьмидесятые усадьба поражала красотою: «Острый контраст, который вносит в художественный образ здания южный фасад, выходящий в парк, неожиданно меняет наше первое представление об этом ансамбле… Несколько холодное официальное здание с этой стороны оказывается приветливо-интимным. К южному фасаду, решенному в формах, значительно опередивших свое время, примыкает каменная веранда. К ней ведет широкий пандус, приглашающий в красивейший парк с чайным домиком, беседками-ротондами гротом и скульптурами, заставляющими забыть о зоне стремительного движения городского транспорта, находящейся в двух шагах отсюда. Этот памятник ландшафтной архитектуры открывает неповторимую панораму Заяузья с живописно расположенным на высоком берегу Яузы ансамблем Андроникова монастыря…» (Юрий Александров, «Москва. Диалог путеводителей»).