Борис Лавров - Первая Ленская

– Вы что, друзья, заблудились?

– Вас пошли искать. Рузов послал… Говорили ему, что надо подождать. Он же заявил: «Лучше рано, чем поздно».

Через пятнадцать-двадцать минут мы уже были на станции.

– Что же это вы уходите один так далеко?

– Зато нашел свежие следы трех медведей. Завтра можно идти туда со Степанком.

Совсем не так плохо жить и работать в Арктике!

***

Мыс Челюскина стал центральным узлом, через который идут известия с запада на восток и с востока на запад. В этом году Арктика живет необычайной для нее жизнью. На островах Самуила зимуют три парохода 1-й Ленской экспедиции. Стали на зимовку и три судна Колымской экспедиции.

Круглые сутки работает радиостанция мыса Челюскина. В тесной комнате, заставленной радиоаппаратурой и заваленной журналами и бланками, как в зеркале, отражается жизнь окрестных зимовок.

Лица радистов, по двое несущих круглосуточную вахту, заметно осунулись и побледнели. Особенно большая нагрузка падает на Григорьева, одного из лучших полярных радистов. Ответственность момента заставляет его нервно и чутко прислушиваться к звукам, несущимся из радиоаппаратов.

На западе в Карском море погибла шхуна «Белуха». Немало проделала она на своем веку полярных походов. Вместе с нею стояли наши суда в порту острова Диксон. Ее красивый, крепкий корпус, стройные мачты, надежный, испытанный экипаж предвещали тогда ей еще долгую работу во льдах Арктики. Но 1933 год оказался для нее роковым.

В заливе реки Пясины упорно боролся со льдами «Партизан Щетинкин» и, наконец, запросил помощи. К нему спешил ледокольный пароход.

Ледокол «Ленин» вывел последние суда Карской экспедиции, но сам наскочил на мель, рискуя замерзнуть около Диксона до будущей навигации.

Храбро продолжал работать ряд пароходов в районе Новой Земли.

Северная Земля, зимовщики которой вынуждены были остаться на повторную зимовку, сообщала о своих планах и нуждах.

Далеко, в Чукотском море, начиналась трагедия парохода «Челюскин». Зажатый дрейфующими льдами, лишенный возможности действовать, он плыл по их воле то на восток, то на северо-восток, то вновь возвращаясь назад.

По вечерам, когда кончалась дневная работа, небольшая группа людей обычно собиралась в кают-компании. Здесь, в этом «клубе», узнавались последние новости с «большой земли», здесь делились впечатлениями минувшего дня и строились планы на будущее.

В один из таких вечеров Григорьев принес тревожную радиограмму с зимовки на островах Самуила:

«В районе пароходов дует сильная поземка. Пропал Елисеев, машинист парохода «Сталин», ушедший на охоту. Гудки пароходов, яркие электрические лампы не дали никаких результатов. Розыскная партия с трудом вернулась обратно, не найдя Елисеева».

Такая же поземка-пурга билась в окна небольшого домика на мысе Челюскина. Ясно представилось, как в холодной, беспросветной мгле борется где-то, напрягая последние силы, близкий нам товарищ, стараясь угадать правильное направление. Мучительная полярная смерть ожидает Елисеева в ближайший же час, если она не наступила еще раньше.

– Если нам выходить на помощь самуильцам, мы придем к ним только через полутора-двое суток, – начинает Рузов. – Елисеев будет уже мертв…

– Самуильцам помочь нельзя. Среди них имеется группа опытных полярников – Смагин, Урванцев и другие.

Мы осуждены на полное бездействие. Не приходится и думать, чтобы собаки прошли сто двадцать пять километров в такую пургу.

«Пурга продолжается. Однако вышла новая розыскная партия», – говорила полученная утром новая радиограмма. Она же сообщила и подробности этого трагического случая.

Около пароходов был замечен свежий след медведя. Страстный охотник, Елисеев получил разрешение на охоту за ним.

– Только одному не уходить. Помните приказ начальника экспедиции!

– Со мной пойдет Чигиринский и еще один товарищ.

Но, горя нетерпением, Елисеев не стал дожидаться своих спутников.

– Вы меня догоните! – крикнул он им.

Следы зверя вели в район слабо смерзшихся льдов и торосов. Елисеев скрылся среди них раньше, чем вышли остальные охотники. Догнать его не удалось. В это время внезапно поднялась сильная поземка. Боясь потерять пароходы, охотники вернулись обратно. Елисеев остался один.

Теперь уже не было сомнения в его гибели. Прошло более полутора суток, как он начал свои блуждания. Розыскная партия, в лучшем случае, могла отыскать только его труп. Но и этого не случилось. Люди прошли вплоть до восточного острова. Там они переночевали в снежном доме и к вечеру следующего дня, усталые и замерзшие, вынуждены были вернуться к пароходам.

Дальнейшие розыски были бесцельны.

***

Гибель отдельных участников экспедиции не может изменить программы работ. Сожаление о погибшем товарище, мысль о его мучительной смерти не должны поколебать волю и энергию в борьбе за большое и важное дело.

27 октября на аэродроме мыса Челюскина стоял новый маленький самолет «У-2», готовый взять двух человек для продолжения научных наблюдений над плавающими льдами. Он заменил нашу прежнюю машину «Р-5», у которой при испытании мотора вышел из строя цилиндр.

Дул норд-остовый ветер силой в семь метров в секунду.

Мы поднялись над проливом Вилькицкого, держа курс на север к мысу Мессер на Северной Земле. Ледовые условия пролива значительно изменились. Около первоначального припая шли торосистые гряды. Сильный мороз уже припаял к ним плавающий лед. Но в двадцати километрах от берега вновь показались плоские ледяные поля, отделенные от припая узкими полосами воды. Местами выделялись высокие стамухи. Ближе к Северной Земле пролив окончательно замерз. Пелена снега скрыла границы ледяных полей. Только тонкая серая линия указывала кое-где, что это ровное белое пространство еще не превратилось в сплошное, плотно спаянное поле.

Холодный воздух обжигает лицо. Пальцы теряют чувствительность, и карандаш вместо букв выводит какие-то каракули в записной книжке.

Самолет «У-2» чрезвычайно удобен для наблюдений. Он идет со скоростью не более ста – ста двадцати километров. Это позволяет основательно разглядеть все детали расстилающейся внизу картины.

Около самолета показались возвышенные покатые берега острова Большевик. Они еще не совсем скрыты пеленой снега. Но исследование Большевика не входит в нашу задачу.

Аэроплан берет обратный курс, сделав уклон на запад, ближе к острову Гейберга. Для увеличения радиуса видимости, мы летим несколько выше, чем раньше. Пролив Вилькицкого кажется отсюда белоснежной скатертью. Торосистые края смерзшихся льдин и гряды торосов образуют на ней легкие, вычурные узоры. Узкие тёмные полосы воды разорвали ее на отдельные геометрические фигуры разнообразных форм.