Борис Лавров - Первая Ленская

Рыбников в это время делает набросок Туруханска со стороны Енисея.

— А вы что старье рисуете? Деревня — деревня и есть. Вот бы вам нарисовать наши плоты, как они идут через порог, — это дело…

Солнце в это аремя в Туруханске уже не заходит. Но, хотя ночи и нет, люди нуждаются в отдыхе. Понемногу городок затихает.

Мы выходим из дома на обезлюдевший берег и уходим по плотам как можно дальше от него, чтобы избежать полчищ комаров и мошек.

Там мы садимся на бревна, глядя на молчаливые старые дома Туруханска и на реку, беззвучно катящую свои волны дальше на север. Вдали виден небольшой табун лошадей, заснувших в самых разнообразных положениях. Часть их дремлет, стоя на ногах, часть лежит, растянувшись на песке. Спят и собаки, закрывши хвостам носы от болезненных комариных укусов.

Странное впечатление производит вид спящего города в свете незаходящего солнца. Вспоминается старая детская сказка о спящей красавице — как заснули все от мала до велика в самых разнообразных позах и спали беспробудно целые годы, пока не явился долгожданный избавитель.

Степанов, покуривая трубку, неспеша сообщает новости начавшейся навигации.

— Сплав наш идет неплохо. Были аварии, но небольшие. Трудно пришлось в этом году только рыбацкому каравану. Больно спешить народ стал, а народ новый — малотолковый.

— А в чем дело?

— Да в том, что пришел к нам караван рыбаков вслед за льдом. Народу там, пожалуй, около тысячи. Пароход, лихтер да промысловых судов немало. Мы им говорим: переждите повыше по реке, еще лед из Тунгуски не весь вышел.

Станем ждать, говорят, этак всю путину пропустим. Пошли дальше. Ну, идите, если вы такие умные. А к вечеру Тун-гуока лед дала, да еще какой. Пароход туда-сюда. Не то, брат! Буксир пополам, лопасти винта долой, и готово. Вниз по матушке… Деревянная посуда стала к лихтеру держаться. Да где тут! Кого куда льды разогнали. Надо помощь бы дать. А какая тут помощь, когда льды кругом. Так и понесло к Игарке. Думали, все перетонут…

— Ну, и как же?

— Дали знать на Игарку: ловите, мол, гостей, рыбу больно рано захотели ловить, как бы к рыбам сами не попали. Ну, игарцы мобилизовались. Только толку мало, так и пронесло одно судно за другим мимо Игарки, а одно уже затонуло. Лед подрезал его. На лихтере шкипер, видать, толковый. Во-время, после Игарки, успел бросить якоря. Подбились к берегу, а других дальше понесло. Еще одна посуда затонула. Потом суда стали выбиваться одно за другим к берегу. Не досчитались мы человек десяти. Ну, думаем, все-таки дешево отделались. А потом и эти объявились. Вышли они на берег по льду, пониже, кажется, Дудинки… Люди не пропали, а дело-то сорвалось. Пока чинился пароход да пока собирали свой караван, времени ушло много. Хорошие для лова дни пропустили. На Севере — это не на Волге. Посматривай да послушивай.

— Ну, что же, тут ничем не поможешь. Несчастные случаи везде бывают, и у нас тоже на сплаве… — начинает возражать один из сплавщиков.

— Ты, брат, тоже, видать, из первогодников. Так дело не делают. Хорошо было бы на лесозаготовках, если бы мы тоже к сезону каждый год возили рабочих. Да пока везем их, так горя нахватаешься и время пропустишь. Построили теперь на лесозаготовках деревни, клуб там построили, школу. Чем не жизнь! Куда от такой жизни народ побежит? Вот и весь разговор. План всегда выполняем.

— А рыба-то не на земле живет, а в воде. Как ее зимой возьмешь? — не сдается молодой.

— Построй, брат, ты деревни, где ход рыбы есть, а рыбак ее и зимой найдет. Не найдет, так и на печи полежит, пока новый ход не объявится. Хороший рыбак дело знает. А теперь, посмотри, каких рыбаков возят. Они и весло не знают как взять в руки. Зимой там жуть!.. Темная ночь, чистое поле. Не с кем и поговорить!..

— Это другое дело. С непривычки иногда жутко. Только и во льдах рыбакам тоже жутко. Без постоянных поселков на Севере рыбы не взять.

Это, по существу, совершенно правильно. Сезонники—не кадры для Севера. Их завоз дорог, и труд, из-за непривычки к условиям, малопроизводителен. Надо заселить Север, создать нужные условия для жизни. Тогда можно ожидать возврата с Севера затраченных капиталов. Одна техника без людей — не сила-Енисей здесь уже могучая, широкая река. Он пополнился водой Нижней Тунгуски и Турухана, впадающего в Енисей с левой стороны.

Мертвую тишину прервал шум парохода. Сплавщики начинали свой трудовой день. Помимо обычной работы, сегодня им предстояло проделать и другую работу. Ногинский угольно-графитовый рудник, расположенный на Нижней Тунгуске, переживал весной обычную трудную пору. Нехватало барж для вывоза продукции. Сплавщики предложили использовать свои плоты. Впереди ждал их так называемый Большой порог. Вода прорывается там через горный массив со скоростью 18 километров в час. В 9 километрах от устья находится страшная «корчага» (водоворот). Ее рычание слышно еще издалека. Почти ежегодно несколько человек становятся ее жертвами. Через эти быстрины « водовороты перебросили сплавщики на своих плотах несколько тысяч тонн графита.

— Шахтерам помогали, а когда нужно, они нам помогают,— отвечают сплавщики.— А только за деньги едва ли бы повезли. Страшно на пороге, когда плот вдруг идет под воду. А с графитом он еще тяжелее. <

Трехсотсильный «Сплавщик» усиленно работал винтом, выходя на середину реки. За ним вытянулся длинный хвост плотов, посланных на Игарку с верховьев Тунгуски. Индустриализация этой части Севера идет быстрыми шагами.

— И на Курейке этого графита добыли много. Не поймешь только, чей графит лучше: курейцы отстаивают свое, тунгусцы— свое. Весь Союз можно заполнить этим графитом. Только давали бы карандаши скорее. А пока пишем прямо графитом. Обтешешь его, и готово… А вот, кажется, и сам начальник рудника идет, — заметил Степанов.

К нам подходил широкий, плотный человек. Это не начальник рудника, а старший инженер. С ним мы не видались около года.

— Пришел поздороваться с полярниками. На Лену идете?

— На Лену. Будем искать новый графит. Ногинцы говорят, что у вас плохой графит…

— Это наш-то?.. Первый в мире. Углерода больше девяноста процентов. Пусть лучше за своим смотрят… Новый графит нам не страшен.

Мощный графитовый пласт, расположенный на реке Курейке, действительно, прекрасного качества. Не хуже качеством и ногинский графит Нижней Тунгуски. Наша промышленность — металлургическая, электротехническая, химическая и карандашная — имеет здесь неисчерпаемые сырьевые ресурсы.

Начало разработки этого пласта относится к 1862 году. Это сделал энергичный Сидоров, ими которого тесно связано с первыми изысканиями на Севере и с Северным морским путем. Он вывозил графит в Пермь, Златоуст, Петербург (Ленинград), Лондон, Гамбург и Вюрцбург. Преследования, которым подвергались со стороны царского правительства все его начинания, привели его к полному разорению. После него дело переходило в разные руки. С 1912 по 1919 год им занималось товарищество «Туруханский графит». Оно добыло две тысячи пятьсот тонн, из которых часть была вывезена в Гамбург.