Фрэнк Шрейдер - Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли

Мы с Элен постояли немного с этой толпой, чтобы ответить на все вопросы насчет «Черепахи», но, когда подошли новые люди и все началось по второму разу, мы извинились и уехали по южной дороге.

Когда мы приехали в Кали, позади осталась почти тысяча миль от Турбо — тысяча миль зигзагов и виражей на горных дорогах, городов, расположенных высоко в горах, ухабистых проселков на равнинах, в большей своей части не возделанных рукой человека. Но оставшиеся триста миль до границы между Колумбией и Эквадором шли через зеленые пастбища и желтые поля зрелой пшеницы, по пестрому лоскутному одеялу, где живые изгороди отмечали границы между фермами, притаившимися в горах, Дорога бежала по склону, нависавшему над долиной, и казалось, что горы так круты, что на них невозможно просто стоять, а не только обрабатывать землю.

Когда мы приехали на границу и попытались выехать за пределы Колумбии, оказалось, что путешествовать здесь на джипе-амфибии не так-то просто. Это было в субботу утром, и мы надеялись пройти через таможню и выехать в Эквадор еще до полудня, пока учреждения еще не кончили работать. Но перед маленьким цементным строением со стороны Колумбии была протянута поперек дороги тяжелая цепь. Чиновник в черном мундире и остроконечной шапке сказал нам: «Aduana» [29] Таможня (испан.) . — и стал разглядывать наши паспорта.

— Кажется, в порядке, — задумчиво проговорил он. — Теперь покажите ваши документы на машину.

Я подал ему удостоверение на владение машиной, выданное мне в Калифорнии. Это его не удовлетворило.

— А где бумаги, которые вам выдали, когда вы въехали на территорию Колумбии?

— Какие еще бумаги? В Турбо нам ничего не дали.

— В Турбо? — недоверчиво повторил он. — Кто же въезжает в Колумбию через Турбо?

— Зачем нам еще какие-то бумаги? До сих пор нам нужно было только свидетельство на машину.

— Нужна еще гарантия, что вы ее не продадите в Колумбии.

Я с тоской поглядел на большую арку всего в нескольких шагах от нас. На ней было написано: «Добро пожаловать в Эквадор!» Потом терпеливо объяснил таможеннику, что мы уезжаем из Колумбии, а не въезжаем в нее и что у нас нет ни малейшего желания продавать наш джип. Но это не произвело на него никакого впечатления. Для того чтобы выехать из страны, нам нужна экспортная лицензия. А для того чтобы получить экспортную лицензию, нужна вначале импортная лицензия, и, раз нам ее не дали при въезде в страну, мы теперь никуда выехать не можем. Я мысленно проклял таможенника в Турбо. И сразу же вспомнил, как он бормотал что-то про автомобиль, переплывший Дарьенский залив, или лодку, подъехавшую по суше прямо к таможне. Так вот почему он так легко отпустил нас восвояси: он просто не знал, какие нам дать бумаги.

Тем временем пробило одиннадцать. Я медленно и как можно вразумительнее объяснил ему еще раз, что мы выезжаем из Колумбии.

— Посмотрите, куда направлен нос нашей машины, — говорил я. — И как мы можем продать ее в Колумбии, если мы едем в Эквадор?

— Правило есть правило, — непреклонно возразил он. — У вас должны быть бумаги. Вы уверены, что у вас нет больше никаких бумаг?

Я еще раз порылся в пачке наших документов. Там было все что угодно, начиная от запасных фотографий для паспортов и кончая почтовыми марками и чеком на неподанную кружку пива. В полнейшем отчаянии я подал ему единственную бумагу, которая была еще хоть как-то связана с джипом, — это был сертификат о тоннаже для Панамского канала. Сверху стояла надпись: «Моторное судно «ЧЕРЕПАХА»». Я показал ему этот документ и объяснил, что наша необычная машина зарегистрирована и как лодка. К моему вящему изумлению и облегчению, лицо его просветлело.

— Она зарегистрирована как лодка? Что же вы мне раньше не сказали? В правилах ничего не сказано про лодки.

Он снял цепь.

— Можете проезжать.

До арки и Эквадора было всего несколько шагов, и мы надеялись, что надпись «Добро пожаловать» выражала истинные чувства обитателей, этой страны. Трудности при выезде из Колумбии были для нас совершенной неожиданностью: свидетельство о том, что мы владельцы «Черепахи», позволило нам пересечь с ней границы семи государств. Мы были убеждены, что колумбийский таможенник просто ошибся, а когда таможенники уже в Эквадоре пропустили нас, бросив лишь беглый взгляд на наши паспорта, мы совершенно в этом уверились.

— Вам придется пройти в Тулькане еще кое-какие мелкие формальности, — сказали они нам, — но вы вполне успеете добраться туда до того, как окончится рабочий день.

На всем протяжении нашего пути в Тулькан — город находился в четырех милях от границы — через каждые несколько сот ярдов стояла сторожевая будка, а дорогу перегораживала тяжелая цепь. У каждой такой будки мы останавливались, часовой разглядывал наши паспорта, несколько раз обходил вокруг джипа, а потом уж снимал цепь. Когда мы наконец добрались до цели, двенадцати еще не было, но все учреждения уже закрылись. Казалось, все кончено и придется ждать до понедельника, хотя Тулькан отнюдь не привлекал нас в качестве места для воскресного отдыха.

В городе почти не было уличного движения — по крайней мере когда я услышал свисток, поблизости не видно было ни одного автомобиля.

— Стой!

Дюжий полицейский не торопясь, вразвалку подошел к «Черепахе», и вид у него был такой, словно он шел на медведя. Испанской скороговоркой, рассыпавшейся, точно горох по полу, он обвинил нас в том, что мы ехали во встречном направлении по улице с односторонним движением. Я поглядел вокруг, ища какой-нибудь дорожный знак, — знака не было, но я все же извинился за такую явную глупость. Минут пять он читал нам мораль, но тут появился еще один джентльмен, и нас стало четверо. Вновь пришедший сказал что-то полицейскому, и тот сейчас же ушел.

— Спасибо, — сказал я горячо. — Я уж начинал думать, что нам придется провести наше первое воскресенье в Эквадоре в тюрьме.

— Это пустяки. Я чиновник по делам иммигрантов. Чем могу быть вам полезен?

Все-таки нам невероятно везло! Вместе с несколькими зеваками из окружившей нас толпы мы отправились к нему в контору. Он отпер дверь, поставил штамп на наши паспорта и вписал необходимые введения о нас в огромную книгу. Закончив все это, он потер руки и сказал:

— С вас десять сукрэ за сверхурочное обслуживание.

Десять сукрэ составляли около пятидесяти центов в американской валюте. К счастью, перед отъездом из Боготы мы обменяли несколько долларов на деньги Эквадора, Он уже клал деньги в карман, когда какой-то юнец с хныкающим голосом и жесткими прямыми черными волосами заявил, что он помощник таможенного чиновника и имеет полномочия заняться остальными «мелкими» формальностями — конечно, за добавочную плату.