Гурий Яковлев - Ледовые пути Арктики

1 октября . Прошло полгода нашего пребывания в Центральной Арктике. Льдина продолжает упорно дрейфовать на восток. Сегодня мы находимся на 79°03' северной широты и 199°44' восточной долготы. На зиму нужно перенести площадки наблюдений ближе к лагерю. Актинометрическую и психрометрическую площадки перенести легко, но что делать с двумя термометрическими? Двадцать электротермометров, прочно вмороженных в лед, извлечь невозможно. Поэтому остается только один выход — оборудовать новую площадку.

Перенесли на новое место актинометрическую подставку со всеми приборами и оборудованием. Самописцы для записи радиационного баланса, суммарной и отраженной солнечной радиации поставили в жилой палатке, протянув к ним 50-метровые провода. При больших морозах они перестанут работать на открытом воздухе. В палатке стало очень тесно, но зато чрезвычайно удобно следить за работой гальванографов.

Сегодня откопали из-под снега, выкололи изо льда и перевезли на новое место свою рабочую палатку, установив ее около жилой. Потом перенесли психрометрическую мачту (на ней устанавливается психрометр — прибор для определения влажности воздуха) и термопарную установку. На старых площадках остались только электротермометры и датская палатка.

Толщина льда на снежницах увеличивается очень медленно. Утром на многих из них обнаружены красивые ледяные цветы, которые «выросли» за одну ночь. Это пучки торчащих ледяных пластинок, но форме напоминающих листья папоротника. Пластинки имеют «скелет» из кристаллов льда в виде иголочек, промежутки между которыми затянуты малопрозрачным льдом, напоминающим бутылочное стекло. Сверху ледяные цветы припудрены пушистым инеем.

13 октября . Ночью разразилась пурга. Поднятый ветром снег так перемешался с воздухом, что желтые огни палаток почти не были видны. Обычно ночью дежурный по лагерю сопровождал наблюдателя, но сегодня Ваня Петров сам дежурил по лагерю и провожать его было некому. К площадкам вели тропинки, мы ходили по ним, освещая себе путь аккумуляторным фонариком. А сегодня тропинки замело и разыскать дорогу к площадкам было трудно.

Держа аккумулятор в одной руке и электромостик — в другой, Ваня зашагал по направлению к площадкам, отворачиваясь от обжигающего ветра, дувшего ему прямо в лицо. Когда он вышел за пределы лагеря, то тропинки найти не смог и пошел наугад.

Очевидно, отворачиваясь от ветра, он все больше и больше отклонялся в сторону. Не встретив знакомых ориентиров, он решил, что еще не дошел, и продолжал идти вперед, но, как ни вглядывался в темноту, ничего не видел. Не помогал и фонарик: он с трудом разгонял мрак только в двух шагах. Почувствовав, что сбился с пути, Ваня решил возвратиться обратно, но даже только что оставленные следы ветер уже успел замести.

Куда идти? Лагерь, конечно, где-то рядом, но где? Взял немного вправо — пусто, влево — тоже… Хотя бы какой-нибудь звук донесся из лагеря! Но если бы в лагере и раздались какие-нибудь звуки, их все равно было бы невозможно услышать из-за воя пурги.

Его стал охватывать страх, но вдруг сбоку он заметил какое-то темное пятно. Пройдя несколько шагов, он наткнулся на маленькую палатку, стоящую на аэродроме. Вот куда его занесло! Ну конечно, вот и помпа, а вот и инструмент, которым он вчера срубал ледяные «лбы».

На душе сразу стало легко. Теперь он уже отчетливо представлял, что лагерь находится вправо. Он быстро пошел не разбирая дороги и неожиданно наткнулся на газовые баллоны. Значит, лагерь еще немного правее. Ну конечно, вот склад, палатка радистов. Наконец своя палатка! Она показалась ему в этот момент самым прекрасным местом на свете.

Немного передохнув и согревшись, Ваня снова отправился в путь — ведь наблюдения надо провести во что бы то ни стало. Второй поход окончился благополучно.

С первых дней дрейфа у нас установилась традиция устраивать в воскресенье праздничный ужин, который все с нетерпением ждали целую неделю. По воскресеньям дежурному повару помогали все, кто умел приготовить что-нибудь вкусное. Закусывали вы когда-нибудь черносливом, разваренным в уксусной эссенции, который с таким мастерством приготовлял Канаки? Едали ли компот с лавровым листом, который удачно варил Рубинчик? Очевидно, немногие могут похвалиться знакомством с такими необычными произведениями кулинарного искусства. Удар гонга, и все усаживаются за стол. Тост за близких, дорогих и любимых создает на некоторое время грустное настроение. Но вот кто-то включил репродуктор, и палатку наполнили звуки знакомой мелодии.

Мы очень любим и сами петь. Песня вырывается из палатки и разносится по безграничным просторам ледяной пустыни. Даже неистовая пурга, казалось, затихала, прислушиваясь к нашему веселью.

18 октября . Пересекли 80-ю параллель. Дрейфуем дальше на северо-восток. Уже давно у нас возникла мысль сделать посадочную площадку на самой лагерной льдине. До сих пор «аэродромами» на дрейфующих льдах служили замерзшие разводья с более ровным льдом. Коллектив СП-2 впервые решил попробовать сделать посадочную площадку на многолетней льдине, поверхность которой очень неровная. Много труда затратили на это. Сначала срубили небольшие торосы и бугры, а самые крупные взорвали. Осколками льда заполнили низины, потом залили их водой с помощью самодельной мотопомпы, сконструированной Мишей Комаровым.

Кончился полярный день. Наступили сумерки, исчезли тени, и на льду стало трудно ориентироваться. Все работы приходится вести с помощью искусственного освещения. Но хороших фонарей на станции пока нет. Надо ждать самолетов, они должны доставить нам и фонари.

26 октября . Около 3 часов ночи получили сообщение, что долгожданные самолеты к нам вылетели. А в 4 утра Чуканин и Курко, занятые на передаче авиапогоды, услышали какой-то резкий звук, напоминающий выстрел. Это где-то треснул лед. В 6 часов утра, как только стало немного рассветать, они пошли проверить состояние нового «аэродрома» и оцепенели.

Почти посередине посадочной площадки прошла трещина шириной в полтора метра, сохранив на нашей стороне полосу всего в 500 метров. Трещина разошлась, обнажив рваные голубые края.

Курко сразу сообщил об этом по радио идущим к нам самолетам. Все стали гадать, рискнут ли летчики сесть на укороченную площадку. В томительном ожидании прошло несколько часов.

Только в девятом часу мы услышали шум моторов. Самолет снизился, прошел над площадкой на небольшой высоте и ушел вдаль. Неужели решил не садиться?!

Все столпились около рулежной дорожки, напряженно прислушиваясь. Прошло несколько минут, показавшихся вечностью. Неужели улетел?! Но вдруг мы услышали усиливающийся гул моторов, и над посадочной полосой показался низко летящий самолет с выпущенным шасси. Вот он миновал трещину и, мягко коснувшись колесами льда, побежал, вздрагивая и переваливаясь с бока на бок. Мы со страхом вглядывались вдаль: остановится перед торосами или врежется в них?