Жан Делаборд - На краю земли. (Огненная Земля и Патагония)

Из одной такой палатки «Микальви» захватил с собой в Пунта-Аренас трех больных: двух туберкулезных — семилетнего мальчика и пожилого человека — и женщину с переломанной ключицей. Когда эти трое покидали лагерь, чтобы взобраться на катер, который доставит их на «Микальви», в палатке открылось «окно» — щель между двумя тюленьими шкурами, служащими одновременно стеной и потолком. «Окно» было раздвинуто смуглыми руками, и несколько тесно сдвинутых голов появилось в возникшем отверстии. Безмолвно смотрели оставшиеся вслед уходящим родичам, которых, однако, никто не нашел нужным проводить до корабля.

Иногда, как бы желая стряхнуть бездеятельность, тяготеющую над ними как предзнаменование смерти, алакалуф на короткое время возобновляют свою прежнюю кочевую жизнь. Они переносят на воду лодки, выдолбленные из целых стволов деревьев топорами, грузят женщин, детей и собак, разжигают на дне лодок огонь, который надо непрерывно поддерживать, несмотря на дождь и ветер, и отправляются на промысел за тюленями и выдрой, шкуры которых они при случае могут продать, на охоту за… своим прошлым.

Часто их целью является еще более скудный рай, чем тот, который они на время оставили, а именно маленький остров Сан-Педро, расположенный примерно на 150 км севернее, где мы их как раз и встретили. Они гребут туда несколько дней, так как маяки и «Микальви», который бросает здесь якорь на несколько часов, дают возможность кое-каких обменных операций, а при случае кое-что перепадает и без обмена.

Скоро «кочевники моря», как их окрестил Ж. Амперер в своей книге того же названия, станут только нищими в Пуэрто-Эдем и Сан-Педро. Для этих примирившихся с судьбой людей поездки на лодках между двумя пунктами, где можно кое-что выпросить, будут единственной целью, их единственным усилием и гордостью.

Эта бездеятельность доведет алакалуф до гибели еще скорее, чем болезни и прочие беды, принесенные белым человеком. И недалеко то время, когда вообще не останется ни одного индейца алакалуф, какие бы меры ни принимались для их спасения. Все великодушные и неуклюжие попытки задержать медленное вымирание, начавшееся столетие назад, только ускорили его. Удавалось сохранить от верной гибели отдельные виды животных и редких растений, но, по-видимому, человек не способен сделать что-либо для представителей себе подобных. Ничто и никто не сможет спасти от вымирания морских кочевников на краю земли.

Всматриваешься в эти серьезные, безмолвные лица и чувствуешь, что бесконечная грусть индейцев алакалуф вызвана не только мрачным, угнетающим окружением, где проходит вся их жизнь: непроходимыми лесами, неодолимыми горами, под вечными дождевыми тучами; не только однообразием вереницы дней без солнца и ночей без звезд, но и глухим, смутным, как медленно действующий яд, сознанием неизбежной гибели их рода.

Свистки с «Микальви» звали матросов на места, и под громыхание цепей был поднят якорь. Большие альбатросы без единого взмаха крыльев чертили свои круги и эскортировали «Микальви». Последние канаты, которые связывали нас с черными мокрыми кану и их пассажирами, были убраны, как будто мы хотели освободиться от тягостного, компрометирующего спутника. Индейцы молча поднялись в лодках и начали грести; маленькая растрепанная девочка в сомнительно белой сорочке держала на корме длинное весло, служившее рулем. Неожиданно, как сердитый прощальный привет, прозвучал короткий, сиплый лай собаки. Но тишина уже снова окутала это расставание, такая же глубокая, как и два часа назад, при приближении лодок. Шел дождь, люди и вещи снова возвращались в небытие. Мы ехали в разные стороны, расстояние между нами быстро увеличивалось. И когда после краткой проверки по карте названий окружавших нас скал мы снова посмотрели на море в поисках последних морских кочевников, они уже растаяли в туманной мгле неба и моря, как исчезают при пробуждении ночные видения.

Если вы почувствуете скуку и ощутите потребность испытать свое терпение, возьмите карту Чили и попытайтесь пересчитать острова, разбросанные вдоль длинного побережья. Кроме принадлежащего Чили острова Пасхи, обоих островов Сан-Феликс и Сан-Амбросио и архипелага Хуан-Фернандес, где в начале XVIII столетия жил матрос Селькирк, он же Робинзон Крузо, со своим товарищем Пятницей, все острова расположены вдоль южной трети побережья, от Пуэрто-Монт до мыса Горн, который, впрочем, и сам является островом.

Среди этих многочисленных и к тому же часто безымянных островов есть один, название которого в Чили очень часто повторяется — в разговорах, деловых бумагах и торговых сделках, — своеобразно напоминая название страны: остров Чилоэ [3] Слово на местном индейском языке означает «остров чаек». В связи с этим небезынтересно отметить, что по другим предположениям само название «Чили» происходит от крика маленькой чайки, называемой там triles. . Прежде всего это самый северный и самый большой из южночилийских островов (кроме, конечно, главного острова Исла-Гранде — Огненной Земли, — поделенного между Чили и Аргентиной). Остров Чилоэ почти прямоугольной формы и расположен примерно в пятидесяти километрах от материка. Он простирается параллельно побережью несколько севернее 42° и южнее 43° широты. Его длина — около 180 км, ширина — 70 км. По величине и географическому положению, если его перенести в северное полушарие, он точно соответствует прекрасному острову Корсика.

Но когда люди приезжают на Чилоэ или живут там, то о солнечной, сухой Корсике думают еще меньше, чем о Бретани: тот же дождливый с ветрами и сравнительно мягкий климат и такое же серое море. В противоположность всем другим островам, разбросанным вдоль патагонского западного побережья, которые являются не чем иным, как вершинами Анд, омываемых Тихим океаном. Здесь нет настоящих гор, мало леса, и холмистая, пересеченная местность образует на побережье маленькие, защищенные рыбачьи гавани. Главный продукт, производимый островом, — картофель, его вывозят на континент точно так же, как из Бретани — устрицы, кроме того, пшеница и различные виды фруктов и овощей. Другими важными продуктами, которые также вывозятся во все концы, являются чилотские нравы, обычаи и… люди — сами островитяне. Короче, Чилоэ, на этот раз как Корсика, вывозит сам себя!

Столица Чилоэ Анкуд — только деревня с примерно 6500 жителями; второй по величине «город» Кастро — главный порт. Обе эти столицы соединены узкоколейной железной дорогой, по которой маленький трогательно старомодный локомотив тянет свои три вагончика через всю страну и деревни, расположенные почти только на севере острова.