Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

Однако если город представляется скоплением руин, то же самое ни в коем случае нельзя сказать о порте, которым командует мсье Бермудес, бригадир военного флота. Он поддерживает здесь безупречный порядок и дисциплину — приходится сожалеть, что его способности проявляются на столь маленькой сцене. Все его работники — филиппинцы, и его мастерские ничем не хуже тех, которые можно видеть в лучших военных портах Европы.

Этот офицер, того же звания, что и генерал-губернатор, не считает ниже своего достоинства входить во все подробности, и его суждения доказывают, что едва ли есть что-то, на что не распространялись бы его познания. На все наши просьбы он откликнулся своей беспредельной благосклонностью. Кузнецы, плотники и такелажники посвятили несколько дней труда нашим фрегатам. Мсье Бермудес предвосхищал наши желания, и его дружба в особенности льстила нам, поскольку из его характера можно было заключить, что заслужить ее нелегко. Строгость принципов, вероятно, повредила его карьере военного.

Поскольку мы не надеялись встретить на пути еще один столь же удобный порт, мы с мсье де Ланглем решили полностью осмотреть оснащение кораблей и заменить такелаж нижних мачт. Эта мера предосторожности не влекла за собой ни малейшей задержки, поскольку мы были вынуждены ждать по крайней мере месяц различное продовольствие, за которым обращались к интенданту Манилы.

На третий после нашего прибытия день мы с мсье де Ланглем, и в сопровождении нескольких офицеров, отправились на шлюпках в Манилу. Прогулка заняла два с половиной часа, и мы взяли с собой достаточно солдат на случай нападения магометан, которые часто занимаются пиратством в Манильском заливе.

В первую очередь мы нанесли визит губернатору, который пригласил нас на обед, а затем приставил к нам капитана своей стражи, чтобы проводить нас к архиепископу, интенданту и другим чиновникам. Это оказался не самый легкий день нашей экспедиции. Жара была необычайна, а мы передвигались пешком — в городе, где все граждане выезжают в свет лишь на колясках. Однако нанять экипаж почти невозможно, как и в Батавии. Если бы не мсье Себир, французский негоциант [оптовый купец], случайно узнавший о нашем прибытии в Манилу и приславший нам свою карету, мы были бы вынуждены отказаться от нескольких визитов, которые изначально намеревались нанести.

Манила со своими предместьями — город очень большой. Его население оценивают в тридцать восемь тысяч человек, из которых не более тысячи или тысячи двухсот — испанцы, а все остальные — метисы, филиппинцы или китайцы, занимающиеся всевозможными ремеслами и всеми видами производства.

Даже наименее богатые испанские семьи имеют один или несколько экипажей. Пара превосходных коней стоит тридцать пиастров, корм и содержание кучера обходятся в шесть пиастров в месяц. Таким образом, нет другой страны в мире, где потребность в коляске была бы настоятельнее, и при этом удовлетворение этой потребности обходилось бы дешевле.

Окрестности Манилы прелестны. Рядом протекает красивейшая река, разделяющаяся на несколько протоков, из которых два главных ведут к знаменитой лагуне, или озеру Бай, находящемуся в семи лье в глубине острова. На берегах озера располагается свыше ста филиппинских деревень, в самом сердце плодороднейших земель.

Манила, построенная на берегу залива, носящего ее имя и в окружности превышающего двадцать пять лье, находится возле устья реки, судоходной на всем своем протяжении до озера, из которого вытекает. Во всем мире, возможно, нет города, расположенного более удачно. Любое продовольствие доступно здесь в изобилии и по наилучшей цене, однако одежда, мебель и европейские промышленные товары стоят крайне дорого. Отсутствие конкуренции, запреты и всевозможные ограничения, накладываемые на торговлю, приводят к тому, что товары из Индии и Китая имеют здесь почти такую же высокую цену, как и в Европе.

Эта колония, несмотря на то что ее таможенные сборы приближаются к восьмистам тысячам пиастров, ежегодно обходится Испании в полтора миллиона ливров, которые присылают из Мексики. Необъятные владения испанцев в Америке постоянно отвлекают внимание правительства от Филиппин. Эти острова подобны угодьям придворного вельможи, которые не возделываются, однако могут обогатить несколько предприимчивых семей.

Я не побоюсь заявить, что великая нация, которая не владела бы другой колонией, кроме Филиппин, но установила бы здесь наилучшую форму правления, могла бы без зависти смотреть на все европейские поселения в Африке и Америке.

Население всех островов составляет три миллиона, из которых почти треть живет на Лусоне. Как мне кажется, этот народ ничем не уступает европейцам. Филиппинцы возделывают землю с большим искусством, среди них есть плотники, столяры, кузнецы, ткачи, ювелиры и каменщики. Я посетил их деревни, и их жители показались мне доброжелательными, гостеприимными и честными. Хотя испанцы отзываются о них и обращаются с ними с презрением, я полагаю, что все пороки, приписываемые туземцам, следует отнести к той форме правления, которая учреждена в этой стране.

Всем известно, что в продолжение двух столетий жажда золота и дух завоеваний вдохновляли испанцев и португальцев отправляться в путешествия, пересекать моря и открывать острова в обоих полушариях, единственно в надежде найти этот драгоценный металл.

Несколько золотоносных рек и близость островов Пряностей (Молуккских островов), несомненно, предопределили колонизацию Филиппин. Однако оказалось, что плоды трудов не отвечают ожиданиям. И место жадности в качестве побудительной причины занял энтузиазм религии. Огромное количество монахов всех католических орденов отправилось сюда проповедовать христианство, и столь обилен был их урожай, что вскоре на этих островах было уже восемьсот или девятьсот обращенных.

Если бы философия хотя бы слегка просветила это рвение, созданная испанцами система наилучшим образом укрепила бы их завоевание и сделала колонию полезной для метрополии. Однако обращая филиппинцев в христиан, они забыли превратить их в граждан.

Этот народ разделен на приходы и подвластен самым мелочным и причудливым обычаям. Каждое прегрешение и каждый проступок по-прежнему наказываются поркой. Уклонение от молитвы и мессы также зачитывается, и наказание мужчин и женщин осуществляется у врат церкви по приказу кюре.