Александр Усовский - Дойти до перевала

Первушин вздохнул.

— У нас не тол, у нас аммонал…. Двадцать килограмм.

— Тогда дашь нам с собой одного своего бойца. У меня двадцать кило тола.

— Ого! — Уважительно воскликнул Первушин.

— А то! Мы всерьез к делу подходим, не то, что некоторые…

Первушин вздохнул.

— Чем богаты… И то хлеб, что аммоналом разжились у горняков в Железной Брежнице, они им скалы рвут на щебень. Рвали, в смысле…

— В любом случае, сорок килограмм взрывчатки снесут опору начисто, до бутового камня… Давай бойца!

Первушин, обернувшись к своим, бросил:

— Иржи, пойдёшь з русскими партизанами!

Савушкин поневоле улыбнулся.

— Словацкий, как я понимаю, нам можно не учить?

Капитан Первушин кивнул.

— В общем нет. Если с первого раза что-то непонятно — со второго поймёшь. — Помолчав немного, сказал: — Ну всё, с богом, ждём кряканья утки. Подьми, бойовници! — добавил он, уже обращаясь к своим. Трое повстанцев молча двинулись за капитаном Первушиным по направлению к мосту, четвертый, названный Первушиным Иржи, с двумя рюкзаками в руках и одним за плечами, остался стоять рядом с разведчиками, переминаясь с ноги на ногу.

Савушкин, повернувшись к Некрасову, промолвил:

— Витя, останешься на берегу, выбери позицию поудобней, как услышишь наше кряканье — давишь огнём дальний дзот. Попадёшь — не попадёшь сейчас значения не имеет, главное — темп стрельбы. Надо отбить у немцев в том дзоте даже саму мысль что-то предпринять!

Некрасов молча кивнул. Савушкин, ещё раз оглядев группу, скомандовал:

— Двинулись! — И, протянув руку к словаку, добавил: — Давай мешок, Иржи!

Тихо добраться до моста им удалось с большим трудом — ночь, луна еле-еле освещала путь, густые заросли кустов у самого берега, хоть и служили надежным укрытием капитану и его товарищам — но так и норовили выдать разведчиков хрустом ветвей. Савушкину трижды в последний момент удавалось предотвратить предательский треск ломаемой ветки, хорошо хоть, постоянное похрустывание под ногами перекрывалось шумом бурно текущей реки. Радовало капитана одно — охрана не озаботилась расчистить подступы к мосту от кустарника, видимо, все их силы ушли на возведение дзотов, заграждений из ключей проволоки и установку шлагбаумов — поэтому разведчикам удалось невидимыми тенями юркнуть под мост, и, преодолев полтора метра бурного потока, доходящего до пояса — оказаться у устоя моста.

Австро-венгерские инженеры — а то, что мост был построен в начале века, было ясно из фигурно выложенной красным кирпичом даты «1904» на отсыпке моста, видимой даже ночью — своё дело знали туго. Поэтому Савушкин, осмотрев тщательно пригнанные друг к другу бутовые камни фундамента — отрицательно покачал головой и молча показал старшине на нижние крепления опоры моста. Костенко кивнул, и, махнув рукой словаку — принялся осторожно доставать из вещмешка шашки тола и обкладывать ими основную сваю устоя. Словак¸ поняв, что от него требуется — протянул старшине оба мешка с аммоналом, третий мешок поставил на фундамент опоры Савушкин.

Старшина, закончив манипуляции со взрывчаткой, установил часовой взрыватель, а затем, подумав, поставил заодно и натяжной — к чеке которого привязал конец бечёвки. После чего молча кивнул Савушкину — дескать, крякай, время валить.

Капитан, поднеся ко рту сложенную рупором ладонь, трижды крякнул, старательно подражая утке-чирку — и тут же наверху густо загрохотали выстрелы.

— Ходу! — Скомандовал своим бойцам Савушкин, и, уже не скрываясь, бросился к спасительным кустам; за ним помчался словак, замыкающим, осторожно распутывающим бечёвку, двинулся Костенко.

Савушкин понимал, что у них в запасе от силы пару минут — пока охрана не придёт в себя и, продолжая отвечать на огонь неизвестного врага, не возобновит наблюдение за окрестностями моста. И за эти пару минут им надо добраться до спасительных кустов и оттуда привести в действие взрыватель — тут уже не до осторожности, тут важна скорость!

Они успели. Буквально через секунду после того, как Савушкин и его подрывники скрылись в зарослях прибрежных кустов и прыгнули в поросший падубом овражек — пулемётная очередь из дзота трижды прошлась по ближним кустам и глади реки, срезая ветки и взрывая десятки фонтанчиков воды.

— Олег, давай! — Савушкин, пригнувшись, приготовился к взрыву.

Костенко дёрнул за бечёвку — но ничего не произошло. Старшина сильнее потянул за шнур — и через минуту вытащил на берег перебитый конец. Одна из пулемётных очередей немцев по чудовищному стечению обстоятельств перебила шнур ко взрывателю.

Савушкин всё понял. Твою ж мать, вот не везёт, так не везёт Ладно, ещё ничего не потеряно, есть второй взрыватель! Капитан спросил, повернувшись к старшине:

— На сколько минут?

— На десять. — Ответил Костенко.

— Ждём!

Ружейно-пулемётный огонь наверху усилился — Савушкин определил по звуку, что из дзота лупит по окружающему лесу пара пулеметов и как минимум три винтовки. Дальний же дзот на втором берегу молчал — что поначалу вызвало у Савушкина неподдельную радость, впрочем, скоро сменившуюся настороженностью. Если гарнизон ближнего дзота — человек десять, то и в дальнем их не меньше; вопрос — где они? Не мог Некрасов их всех перебить, всё же расстояние — метров сто пятьдесят, к тому же у него не СВТ, а карабин, без оптики… Внезапно усилившаяся наверху стрельба дала ответ — гарнизон левобережного дзота прибыл на помощь атакованным товарищам. Савушкин всерьез обеспокоился судьбой капитана Первушина и его бойцов — всё понятно, ночь, лес, постоянная смена позиций, но два пулемёта и дюжина винтовок — это такая плотность огня, что….

И тут под мостом раздался тяжёлый утробно-раскатистый взрыв, ударная волна смяла кусты, сорвав с головы Савушкина кепи и обдав его лицо душным жаром, вспышка, озарившая окрестности на полтора километра вокруг, была стократ ярче ущербной луны. Уши капитана заложило, в голове раздался раскатистый звон. Да-а-а, сорок килограмм взрывчатки — это вам не баран чихнул…. Пару минут ни капитан, ни его люди ничего не видели и не слышали — благо, овраг, поросший падубом, надежно скрывал их от чужого глаза. Впрочем, такой взрыв вряд ли оставил в целости и сохранности хоть пару этих чужих глаз…

Придя в себя и осмотревшись, Савушкин, не надеясь на слух своих бойцов — дёрнул их за рукава пиджаков. Костенко, помотав головой, вопросительно посмотрел на капитана, Иржи, несмотря ни на какие знаки, продолжал пребывать в абсолютной прострации. Понятно, это тебе не лес на доски пилить, мосты подрывать — для этого навык нужен, нервы, как стальные канаты, и привычка ко взрывам…

Савушкин посмотрел на мост — вернее, на то, что от него осталось; осмотр оставил чувство глубокого удовлетворения. Злосчастный устой, под который была заложена мина, снесло напрочь, ближнюю половину настила разметало в клочья, вторая, уцелевшая половина — наполовину торчала в воде. Дзот, из которого до взрыва вёлся активный ружейно-пулемётный огонь — как будто вымер, а гарнизон второго, до подрыва залёгший вокруг дзота — просто исчез, и непонятно было, где хотя бы тела злосчастных охранников в окутанной дымом дикой каше из досок, обломков брёвен, груд песка, обрывков колючей проволоки и всякого прочего мусора, внезапно появляющегося при взрыве… Савушкин удовлетворённо кивнул и бросил своим: