Александр Усовский - Дойти до перевала

Хотя… Савушкин, вновь обернувшись к своему лейтенанту, спросил:

— Володя, у тебя вроде был фонарь ручной, со сменными стёклами? Сигнальный?

Лейтенант кивнул.

— Почему был? Есть!

— Дай-ка мне его поживее.

Котёночкин, покопавшись в своём сидоре, достал увесистый чёрный фонарь и протянул его капитану.

— И зелёное стекло. — Через две секунды Савушкин получил требуемое. Вставив стекло в кассету, капитан включил фонарь и, направив его в сторону неизвестных машин — теперь их уже можно было различить, это оказались три грузовика «татра», не поддающийся определению штабной фургон и два «ганомага» — принялся сигналить азбукой Морзе.

— Товарищ капитан, а что вы им передаёте? — прошептал Котёночкин.

— «Отче наш».

— Серьёзно? По-русски?

— А я по-немецки не знаю.

Через полминуты из кузова головной «татры» в их сторону тоже замигал фонарь — красным светом.

Котёночкин изумлённо спросил:

— А они что передают?

— Хрен их знает. Но это не важно, важно, что они приняли нас за своих.

— А вы им будете отвечать?

— Конечно. «Богородице, дево, радуйся» …. — И Савушкин принялся деятельно сигналить фонарём в сторону неизвестных машин. Завершив передачу, он трижды дал длинный сигнал и отключил фонарь — «татра» продублировала троекратный длинный и также закончила световую переписку.

Пока Савушкин вёл сеанс связи — «блитц» проскочил опасный участок и, добравшись до опушки, живо нырнул в глубину леса, на незаметную уже в десяти метрах грунтовку, уходящую вверх. Да-а-а, а капитан Первушин и в самом деле знает эти горы, как свои пять пальцев — с уважением подумал Савушкин.

Грунтовка круто шла в гору, Костенко переключился на вторую, затем на первую — и, наконец, «блитц», окончательно скрывшись из глаз неизвестных на «татрах», наглухо, без следов, растворившись в густом ельнике — остановился; из кабины, вытирая пот дрожащей рукой, выбрался капитан Первушин.

— Видал? — Облегчённо выдохнув, бросил он Савушкину.

— Что?

— Как они азбукой Морзе нам что-то сигналили? Я уже подумал — всё, хана…. Приготовился прыгать. А они поморгали-поморгали, да и успокоились…. Что это было, Лёша?

Савушкин усмехнулся.

— Это они мне отвечали.

Первушин изумлённо уставился на фонарь в руках капитана.

— Это…. Это ты им сигналил?

— Я.

— А что именно?

Савушкин пожал плечами.

— Да это не важно. Молитвы, которые от бабушки помнил… Тут главное — что у нас зелёное стекло было. У немцев все цвета имеют определенное значение.

— И какой у зелёного?

— Та бис його знае… Тут не в этом смысл. Тут ключевой момент — что мы первыми начали переговоры и запросили ответ. Значит, имеем на это право. Вот немцы в тех «татрах» и приняли нас за своих…. — Савушкин, улыбнувшись, добавил: — Они сейчас начнут расшифровывать мою абракадабру и здорово затылки почешут — но мы-то уже тут… — И, уже серьёзнее: — Коля, куда дальше? На Пителову нам уже не выехать?

Первушин тяжело вздохнул.

— Уже нет. Те, в «татрах», нам её перекрыли плотно. Придется в сторону Мартина уходить…. Эта дорога ведёт на Ястрабску Скалу, это в двадцати километрах на север.

— А дальше что?

— А дальше всё. Хребет. Велька Фатра. Есть, правда, там одна дорога — не дорога, скорее, горная тропа — на Играц и Невольне, если её преодолеть — то можно выехать на дорогу Турчанске Теплице — Банска Бистрица, но это если повезёт….

— А если пешком? Ехать, пока можно, а потом пешим порядком через горы? Напрямки? Чтобы не петлять по серпантинам этим и кругаля не давать? Отсюда ж до Банской напрямую — полдня ходу?

Словаки, к этому времени покинувшие кузов и с интересом вслушивающиеся в разговор командиров — разом заулыбались. Первушин, кивнув на своих бойцов, вздохнул и ответил:

— Видишь? Они здешние, понимают. За неделю, может, и доберёмся…

Савушкин присвистнул.

— Ты ж говорил, что по прямой до Банской сорок километров7 Да я и по карте смотрел…

— Так и есть. Сорок. Только ещё двадцать раз километр вверх — километр вниз…. Если за день пять километров пройдём — то очень хорошо. Это горы, Лёша, тут свои расклады….

Савушкин почесал затылок.

— А эта дорога… На Невольное, или как там… Наш «блитц» проедет?

Первушин покачал головой.

— Не могу сказать. Ни да, ни нет. Надо глянуть. Дождей недели три не было, есть вероятность… Но заранее нельзя ничего сказать — это горы, тут всякое может случится. И вот ещё… Твой сержант неплохо водит, но сейчас я за руль предлагаю посадить моего — Михала Матовича. Он водил грузовик на лесопилке, опыта езды по горам ему не занимать.

Савушкин кивнул.

— Хорошо.

— Ну а я к вам в кузов. Сиденье в этом вашем «блитце» жутко неудобное, спинка под прямым углом, жестко до одури. Не те у меня уже годы, так спину насиловать. Пусть твой сержант на пассажирское место сядет, Михал мой дорогу знает… — И, повернувшись к одному из своих бойцов, скомандовал: — Matovič, sadnite si za volant, budete vodičom.

Словак, к которому Первушин обратился, бросил «Áno, pane kapitán!» и полез в кабину. Первушин встал на подножку, примерно минуту объяснял ему маршрут, после чего, легко запрыгнув в кузов, со стоном удовольствия растянулся на шинелях. Савушкин улыбнулся и в свою очередь проинструктировал Костенко:

— Олег, теперь ты старший машины. Михал эти дороги знает, твоя задача — следить за округой. Не вздумай заснуть!

Костенко хмыкнул.

— Заснёшь тут… горки такие, что не успеешь ахнуть, как костей не соберёшь. Как люди в горах воюют? Тут и жить-то жутко, не говоря — на машинах йиздыты….

Последовавшие за этим два с половиной часа Савушкин вспоминал с тихим ужасом — «блитц» полз по таким узким тропкам в горах, которые годились разве что для прохода вьючных животных, что у капитана каждый раз замирало сердце. Справа от края узкой тропы стояла стена леса или нависала над дорогой гладкая скала, слева, прямо от колёс грузовика, вниз уходили почти отвесные непроходимые склоны ущелий, далеко внизу заканчивавшиеся зарослями бука или граба, под которыми шумели невидимые ручьи. Да-а-а, хорошо, что Первушин посадил за руль своего водителя…

Савушкин, чтобы лишний раз не рвать нервы — отвернулся от борта и, немало удивившись безмятежности капитана Первушина, спросил у него:

— Долго ещё ехать до той дороги, на Банску?

Первушин пожал плечами.

— Не могу сказать. Ежели до Играца к обеду доползём — то станет полегче и к вечеру дотащимся до шоссе на Банска-Бистрицу, тогда к заходу солнца будем в Банской. Ну а если нет… придется заночевать в Блатнице, это сразу за Невольне. Потому что в сумерках тащится по таким тропам — верная смерть.

Савушкин, про себя подумав, что и днём шансы уцелеть в их случае невелики — поинтересовался: