Александр Усовский - Дойти до перевала

— Тогда ты понимаешь, о чём я. Ну вот, языковой барьер очень быстро рухнул. Работы у нас там были щадящие, по восемь часов в день, в основном на стройке.

— А что строили? — полюбопытствовал старшина группы Савушкина, подошедший к офицерам.

— Не поверишь, сержант — жилые домики.

— Жилые? — В один голос изумились Савушкин, Котёночкин и Костенко.

— Жилые. Для рабочих лесохимического комбината. Целлюлоза — очень важный продукт для войны, сам понимаешь…

Савушкин угрюмо кивнул.

— Словаки делают целлюлозу, из которой немцы производят взрывчатку… То есть домики эти — на нашей крови построены.

Первушин вздохнул.

— Кому война — а кому мать родна, дело известное…. В Батяванах тоже фабрика обувная на вермахт работает, и там тоже целые кварталы жилых домов за последние два года построены — та лесопилка, на какой мои хлопцы работали, для этих домиков доски и брус пилила… Словакам эта война много прибыли принесла, точнее, словацким буржуям… Ты ж учти, Лёша, до войны Чехословакия — промышленная страна была, им от Австро-Венгрии мощностей производственных досталось — туча. Завод на заводе и шахта на шахте, фабрики, рудники — правда, в основном в Чехии, но и тут кое-что построили… А в начале тридцатых — кризис. Заводы есть, металл и уголь есть, рабочих квалифицированных валом, а производить не могут ни черта — заказов нет. Населения тут, сам видишь, полторы калеки на квадратный километр, а заводы выстроены с расчетом на всю Австро-Венгрию. Какая издохла уже давно… И им немцы со своими заказами — как манна небесная….

Лейтенант Котёночкин саркастически бросил.

— Видели мы эти заказы при Студзянках — где чешские самоходки наши тридцатьчетверки жгли почём зря….

Первушин согласно кивнул.

— И это тоже. Я ж говорю — кому война, а кому мать родна…. Но в Словакии нашла-таки коса на камень. Когда Тисо, ихний фюрер местный, войну Советскому Союзу объявил. Очень много словаков в тот день его прокляли, почитай, в каждом доме… Кстати, мои дезертиры, с какими я срок тянул — они идейные были, не хотели с русскими воевать, поэтому и подались в лес прямо из казармы запасного полка…

Савушкин хмыкнул.

— Ну, это дело известное. У нас из таких идейных целый корпус собрали, чехословацкий армейский. Сейчас на Дукле воюет, к повстанцам пробивается на соединение…

Первушин кивнул.

— Ну вот, видишь… В общем, война эта в Словакии никому не нравилась — но словаки вынуждены были в неё вступить, такой был с немцами уговор. Они словакам — независимость, словаки им — войска против нас. Ну а после Сталинграда…. В общем, в тюрьму нашу начало пополнение прибывать — и из Белоруссии, и с Украины, где словацкие оккупационные части службу несли. Начал там народ служивый разбегаться — кто к партизанам, кто через линию фронта…. Ну а кого ловили — к нам, на кичу. В апреле сорок третьего и Яшика твоего к нам привезли, коммунистическая пропаганда и попытка дезертировать… Мы с ним на строительстве плотины познакомились. Толковый хлопец, стишки свои давал читать, статьи…. Идейный. Но не сказать, чтобы случай редкий, там таких полтюрьмы было. И коммунистов, и социал-демократов, и прочих анархистов…. В общем, когда в начале августа выпал мне шанс бечь — кинул я кельму и мастерок, набросил на плечи плащ, какой валялся на крыльце, и тихонько растворился в пространстве — думая на восток пробираться. — Первушин едва заметно улыбнулся, вздохнул и продолжил: — Да только никуда пробираться мне не пришлось. Как говорится, гора сама пришла к Магомету…

— В смысле? — Не понял Савушкин.

— А в том смысле, что партизаны сами прилетели. Я третий день в лесу ночевал, близ Липтовских Крачан, просыпаюсь на рассвете — божечки мои, всё небо в парашютах! Десятка полтора, не меньше… Сначала думал — може, немцы какие учения проводят, а потом присмотрелся — не, не немцы. Один приземлился в полукилометре от меня — я к нему, сторожко так, на цыпочках, боюсь спугнуть…. Метрах в десяти и он меня заприметил. Автомат вскинул, и на ломаном словацком — де, кто такой, почему не знаю? Ну, как Чапай в том фильме… — И капитан Первушин, улыбнувшись, продолжил: — Вот так я и оказался в отряде Ладислава Калины. Начальником штаба там был капитан Волянский.

— Так это вы в Мартине начудили? — спросил Котёночкин.

Капитан Первушин кивнул.

— Мы. Поначалу просто в плен немцев этих хотели взять, разоружить и на Большую землю отправить, они много чего нужного знали и могли рассказать — если их об этом вежливо поспрошать. Волянский крепко-накрепко приказал немцев из миссии брать живыми. А они «парабеллумы» начали из кобур рвать…. Ну наши хлопцы и открыли огонь. Всех положили, всю миссию. Генералов, офицеров… С нашего шухера, можно сказать, вся шарманка и закрутилась. В смысле — восстание. Народ поначалу бодро так взбунтовался, любо-дорого было поглядеть. Почитай что вся словацкая армия восстание поддержала, а она тут не такая и маленькая — считай, шестьдесят тысяч штыков, пушки, танки…. От Чехословакии много амуниции осталось, да и немцы подбрасывали, время от времени…. Авиацию всю сменили. «Мессера» вместо старых бипланов. В общем, всё шло к победе восстания….

— Шло? — переспросил Савушкин.

Первушин тяжело вздохнул.

— Шло. Пока в больших штабах не перемудрили. Да так, что я и не знаю, чем всё это кончится….

— Да объясни ты внятно, Коля! — потребовал Савушкин.

Первушин махнул рукой.

— Да просто всё. Тут — Словакия. Понимаешь? Не Чехия.

Савушкин почесал затылок.

— А какая разница?

— Вот в этом всё и дело. Ты не видишь разницы, и Москва не видит. А она — есть. И немалая, скажу тебе….

Савушкин недоуменно развёл руками.

— Убей меня Бог, не понимаю…

Котёночкин добавил:

— И я….

Первушин кивнул.

— Я таким же был, когда меня в Ружомберок привезли. Ну а потом было время вкурить, что почём… — Вздохнув, продолжил: — Значит, смотри. До той войны Чехия была Австрией, а Словакия — Венгрией.

— Как это? — Не понял Савушкин.

— А вот так. Просто прими к сведению этот факт. К тому же если Чехия, худо-бедно, была в истории, хоть и давно, то Словакии никогда не было, была Верхняя Венгрия — в смысле, над Дунаем. Всё здесь было венгерским — названия городов, правители, аристократия, в общем, всё. Братислава — это вообще-то Пожонь, чтоб ты знал…Только народ не венгерский — хотя, как сказать… В общем, когда после той, первой, германской эту территорию Антанта объявила Словакией и присоединила к Чехии — были тут те, кто обрадовался, но были и те, кто радости от этого шибко не испытывал. Чехи считают словаков деревенскими увальнями, недалекого ума, погрязшими в религиозных заблуждениях. Ну а словаки чехов — городскими франтами и пижонами, заблудшими душами, отравленными атеизмом… В общем, нет меж ними любви. Как ни пытались сшить Чехию со Словакией Бенеш с Масариком — ничего путного так до тридцать восьмого года и не получилось. Ну а потом немцы всю эту лавочку прихлопнули. Из Чехии сделали протекторат Богемии и Моравии, а Словакии предоставили независимость, правда, обкорнав её по самое не балуйся. Тем не менее — в марте тридцать девятого года появилась на свет независимая Словакия. Условно независимая, конечно, но тем не менее… Все мои знакомые словаки в один голос говорят — в те дни мало что не всеобщий восторг царил тут. Впервые словаки обрели своё собственное государство! В общем, кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали, так вроде у Грибоедова?