Александр Усовский - Дойти до перевала

— Так. — Кивнул Савушкин.

— Ну вот. В общем, в новосозданной Словакии два года царил восторг и детская радость — а потом началась война с нами. С Советским Союзом. И Гитлер предъявил местному фюреру векселя к оплате. И пришлось монсеньору Тисо отправлять словацкие дивизии на восточный фронт. И градус доверия к «людакам» — так правящая партия тут называется — стал понижаться. Ну а после Сталинграда…. В общем, к июлю здесь всё было готово к восстанию. К словацкому восстанию.

— И что? Оно ведь и началось?

— Ещё и как! Нас в середине августа было меньше полусотни бойцов, а сейчас бригада «За свободу славян» — это полтора десятка отрядов в две тысячи штыков!

— Так в чём беда?

— А беда, Лёша, в том, что все повстанцы давеча объявлены были Первой чехословацкой армией и целью восстания провозглашено восстановление Чехословакии. А этого две трети повстанцев не желают в принципе! Они хотят жить в своей Словакии, или, в крайнем случае, присоединится к СССР — но под власть пражских деятелей идти ни под каким видом не желают!

Савушкин молчал, потрясённый. Вот это оборот! Кто бы мог подумать…. Помолчав, он осторожно спросил:

— Так поэтому второй батальон разбежался?

Первушин кивнул.

— И не только он. Сейчас на армию надежды нет. Партизаны — эти да, эти будут биться, что бы ни случилось, но партизан — едва ли тысяч десять наберется. Идейных, добровольно вставших под ружьё — но их мало. А армия…. Ты не забывай, Лёша, Словакия — это, в основном, сельский край, солдаты — вчерашние крестьяне, которым головы забили этим националистическим мусором — про узурпаторов из Праги, обманувших доверчивых словаков, про всевластие чехов, прочую чушь… Но они в неё верят. И восстание поддержали — потому что думали, что будут воевать за новую, правильную Словакию, только уже на правильной стороне, вместе с нами. Но без чехов во главе. А им — здрасьте-пожалуйста, вы теперь первая чехословацкая армия и будете умирать за то, чтобы Словакией снова правил Бенеш…. Так что батальон из Скалите — не первый и не последний, который скопытился по идейным соображениям…

Савушкин помолчал, ошеломлённый словами Петрушина, а затем, тяжело вздохнув, промолвил:

— Твою ж мать, и здесь национализм махровый цветёт и пахнет… В Варшаве мы попали, как кур в ощип, и здесь, похоже, тот же коленкор….

Первушин похлопал его по плечу.

— Не дрейфь, переводчик, где наша не пропадала! В конце концов, Варшава — каменный мешок, а тут — простор! Полстраны сейчас наши, вся центральная Словакия поднялась. А в горах здешних мы ещё лет десять воевать сможем!

— Типун тебе на язык!

Первушин улыбнулся и рассудительно произнёс:

— Сегодня — первое октября. Если мы продержимся до наступления холодов — а зима тут суровая, не смотри, что центр Европы, морозы в горах — о-го-го! — то шансы дождаться наших у нас очень большие. Так что не дрейфь, переводчик!

Внезапно в той стороне, где располагался лагерь неизвестных — раздалась стрельба, быстро переросшая в шквальный ружейно-пулемётный огонь. Савушкин не успел ничего сказать — как прямо на них из елового подлеска вывалился запыхавшийся Некрасов, тут же бросивший:

— Хана чертям у замка!

Савушкин, дёрнув его за рукав, спросил:

— Что там? Объясни толком!

— А вы не слышите?

— Слышим. Но ты — видел. Что там случилось?

Некрасов, отдышавшись и отхлебнув из фляги, уже более спокойно произнёс:

— Накрыли этих, с машинами. Минут пять назад к ним какой-то мотоциклист подскочил, они начали спешно грузится, я уже обрадовался, что мы сможем дальше ехать — как из-за поворота дороги выскочили немцы на «ганомагах». Три я точно видел, а дальше…. Дальше со всех сторон по этим деятелям стали стрелять. Слышите? Даже из миномётов садят….

Савушкин с Первушиным прислушались — действительно, в плотный ружейно-пулеметный огонь вплелись разрывы мин. Первушин пожал плечами.

— Ротные. Больше шума… — И махнул рукой.

Савушкин покачал головой.

— Они на открытой местности, даже позиций не оборудовали. В этих условиях и ротный миномёт — вещь смертельная, осколками всё посечёт. Так что недолго этим хлопцам осталось жить…

Как будто в доказательство его слов, огонь у замка начал стихать, и через пару минут оттуда донеслись несколько последних выстрелов, после чего всё умолкло.

Савушкин тяжело вздохнул.

— Перебили…

Первушин, вслушавшись в лесную тишину, покачал головой.

— Не спеши. Кто-то бежит по ельнику в нашу сторону. Давай-то заляжем от греха, чего маячить….

— Хорошо. Володя, с нами, Витя — на ту сторону, будешь засадным полком, на всякий случай… — Снайпер после этих слов молча подхватил свой карабин и в мгновение ока растворился в густом ельнике.

Оставшись втроём, офицеры заняли позицию на краю просеки, разделяющей лесные кварталы — по всем раскладам, беглецам было её не миновать. Расчет капитана Первушина оправдался — через пару минут на просеку выскочило трое давешних неизвестных — двое в штатских пиджаках, один в немецком кителе и пилотке.

Савушкин, приподнявшись и став на одно колено, вскинул автомат и крикнул в сторону беглецов — намеренно по-русски:

— Стоять, не двигаться! Руки вверх, оружие на землю!

Трое запыхавшихся неизвестных почти одновременно обернулись к Савушкину — и, увидев направленный на них ствол, медленно стянули с плеч свои карабины и положили их на землю.

Савушкин с Первушиным и лейтенантом вышли на просеку и направились к беглецам, держа автоматы наизготовку; Некрасов, повинуясь молчаливому кивку своего командира и стараясь остаться незаметным и неслышным, пошёл в обход группы неизвестных по еловому подлеску.

«Повстанцы». — подумал Савушкин. И громко и уверенно спросил¸ снова по-русски:

— Кто такие? Откуда?

Грузный небритый мужчина лет сорока, в бежевом, когда-то франтоватом пиджаке спортивного кроя, оглядев подошедших офицеров, ответил:

— Trajanovo odlúčenie od Batyavanu. Všetko, čo z neho zostalo…

Первушин, повернувшись к Савушкину, хмуро пояснил:

— В Батяванах был армейский охранный батальон, который караулил арсенал, и отряд Траяна, из рабочих обувной фабрики. Эти трое — похоже, траяновы хлопцы. Точнее — всё, что осталось от их отряда. А было их двести с лишним штыков, не считая армейских…

О горькой судьбе ополченцев Батяван…

Савушкин кивнул и, оглядев батяванских ополченцев, произнёс:

— Это всё очень печально. Но какого рожна они три часа у своих машин околачивались и даже одиночных ячеек не выкопали? И, Коля, давай решать, что нам делать — немцы, что этих несчастных повстанцев перебили, могут лес прочесать и на нас нарваться….