Александр Усовский - Дойти до перевала

— Увидите. — Уклончиво ответил его визави. После чего крикнул в полуоткрытую дверь: — Забирайте!

Через несколько минут Савушкин вошёл в камеру, явно бывшую при прежних властях гауптвахтой — о чём свидетельствовали многочисленные надписи на стенах, оставленные бывшими сидельцами. Судя по тому, что надписи были не только на словацком и чешском, но и на немецком, и на венгерском — гауптвахта эта помнила ещё времена Австро-Венгрии и уже тогда выполняла свою малопочтенную функцию.

— Ну что, Лёша? — бросился к Савушкину лейтенант.

Капитан махнул рукой.

— Бесполезно. Мы убиты под Правно. А с покойниками нет смысла разговаривать….

— Как убиты? — недоумённо спросил Некрасов.

— А вот так, Витя. Насмерть.

— И шо теперь? Расстреляют? — угрюмо спросил Костенко.

Савушкин пожал плечами.

— Чёрт их знает. Меня допрашивал давешний майор, он уже всё, похоже, решил, и только ждёт команду из Москвы. Но там решили перепроверить — послезавтра кого-то из нашего управления командируют сюда, я так понимаю, для очной ставки. И если выяснится, что мы — это мы, то у нас есть шанс.

Некрасов вздохнул.

— А я знал, что зря эту рацию нашёл. Надо было прямо там ломом по ней пройтись, и забыть. Сейчас казаковали бы вольными стрелками…

— А мост на Гроне? А диверсанты на Велькой Фатре? Это ведь всё словаки наши подтвердили? — С надеждой спросил Котёночкин.

— Подтвердили. Поэтому мы ещё живы. — устало бросил Савушкин.

Лейтенант, сев на нары, вздохнув, произнёс:

— И стоило спешить…. Пятый день здесь сидим, ни свои, ни чужие… Слышите, что на юго-западе твориться?

— Слышим. Вчера было километров на десять дальше… — ответил Некрасов.

Разведчики замолчали. Ситуация и в самом деле весьма скверно пахла. Понятно, что если в Москве решили прислать в Банска-Бистрицу кого-то из их управления, кто лично знал их в лицо — то всё отличным образом разрешится и им вернут доверие; вопрос был лишь в том, успеет ли этот посланец добраться до столицы восстания до того, как туда войдут немцы. А что войдут — ни у кого из них сомнений не было, потому что они были слишком старыми и слишком опытными солдатами…

— Володя, ты написал, что я просил? — спросил Савушкин у лейтенанта. Тот молча протянул капитану тонкую стопку густо исписанных листов бумаги. Савушкин кивнул, сел на шконку и минут десять молча читал, иногда лишь хмыкая про себя. Закончив ознакомление с творчеством Котёночкина, он удовлетворённо кивнул.

— Годится. Про Пастуху надо бы побольше — глядишь, деда и наградят, когда война закончится. Он для нас много сделал… А так — всё верно. Главное — доставить этот рапорт до адресата. Что, учитывая царящую вокруг обстановку — проблематично….

Тут в двери заскрипел замок, разведчики умолкли и настороженно стали ждать, кто к ним войдёт. Вошёл давешний майор, третий день по очереди их допрашивающий — по поводу которого у всех четверых сложилось единое мнение, весьма, надо сказать, для него нелицеприятное. Но поскольку в данной ситуации от этого майора зависело слишком многое — разведчики дружно встали со шконок и молча выжидающе посмотрели на гостя.

Тот махнув рукой — дескать, садитесь — взял табурет, присел на него, и, достав из полевой сумки блокнот с карандашом, спросил тем бесцветным голосом, к которому разведчики уже привыкли:

— Ваши фамилии и воинские звания по тем немецким документам, что у вас были. Начиная с вас, — и он кивнул в сторону Савушкина.

— Гауптман Эрнст Вейдлинг, инженер организации Тодта.

Майор что-то записал в свой блокнот, развернул какую-то бумагу, кивнул, хмыкнул про себя и продолжил, указав на Котёночкина:

— Вы, лейтенант.

— Обер-лейтенант Отто Вайсмюллер, инженер организации Тодта.

Следователь совершил те же манипуляции, вновь одобрительно кивнул и, глядя на Костенко, промолвил:

— Теперь вы.

— Обер-фельдфебель Вильгельм Граббе, техник организации Тодта.

— Хорошо. Вы? — обратился следователь к Некрасову.

— Ефрейтор Иоганн Шульц, техник организации Тодта.

Следователь кивнул и спросил:

— А где унтер Штефан Козицки? Тоже техник?

Савушкин, догадываясь, что всё это неспроста, пояснил:

— Это наш радист, сержант Евгений Строганов, он погиб двадцать второго сентября близ Нитранского Правно, там и похоронен. Я об этом на допросе вам докладывал…

— Я понял. Хорошо, пока можете отдыхать. — Следователь сложил бумаги в полевую сумку, встал и, предваряя написанный на лице Савушкина вопрос — произнёс:

— Наши словацкие товарищи передали розыскной лист, захваченный вчера у патруля немецкой полевой жандармерии. Это первый документ по вашему делу, который я получил.

— Но он же свидетельствует в нашу пользу! — не сдержался Савушкин.

— Косвенно. Он подтверждает ваши показания в части вашей… хм, так сказать… службы у немцев. Всё остальное — послезавтра.

Котёночкин, волнуясь, указал на окно.

— Товарищ майор, на юго-западе второй день громыхает. Послезавтра здесь могут быть немцы…

Следователь покачал головой.

— Нет. Не волнуйтесь, повстанцы получают необходимые подкрепления. Ситуация сложная, но управляемая. Ждите, послезавтра у вас — очень важный день. Очень! — С этими словами следователь вышел из камеры, замок в двери ржаво проскрипел свою обычную партию — разведчики же весьма воспряли духом.

— А что он про подкрепления говорил? — спросил Котёночкин.

Капитан улыбнулся. Эх, молодость….

— Спишь ты, Володя, сильно крепко. Прям как спящая царевна…

— И что?

— И то, что если бы ты эти две ночи не дрых, как пшеницу продавши, то слышал бы то, что слышали мы все.

— Самолёты? — догадался лейтенант.

Савушкин кивнул.

— Они. Немного южнее Банской. Садились где-то километрах в двадцати. В прошлую ночь где-то полсотни бортов село, в эту — вся сотня. Я думал, это немцы, но, похоже, ошибался, и майор только что это подтвердил. Наши перебрасывают в Словакию помощь. Думаю, что кроме амуниции — которой тут и так хватает, чехословацкая армия была запасливой — была также переброска каких-то частей.

Некрасов скептически произнёс:

— Да войск тут и так полно… Пока от того Бадина до Банской доехали — кого только ни повстречали…. Да и в самой Банской войск хватает, вся площадь в пушках…

— Ладно, посмотрим. Два дня потерпим, а там видно будет…

Двое суток прошли в тягостном ожидании. Допросов больше не было — видно, давешний следователь с трудом, но расстался со своей версией прибытия группы Савушкина в Банска-Бистрицу, и, хоть и не без изрядных усилий, но вычеркнул их из списка потенциальных немецких диверсантов; артиллерийская канонада, три дня грохотавшая на юге стихла, похоже, немцев действительно отбили. Поскольку вызовов на допросы больше не было, Савушкин решил, дабы зря не терять время и не позволять личному составу впасть в лень, уныние и безделье — устроить им и заодно себе краткосрочные курсы венгерского языка, благо, лейтенант Котёночкин достаточно неплохо знал предмет. Некрасов и Костенко поначалу весьма скептически отнеслись к этой идее своего командира, но в армии не принято манкировать приказами — и они, хоть и с явным нежеланием, взялись за изучение этого довольно экзотического языка. И вскоре из их камеры стали доноситься звуки, поначалу весьма тревожащие очередную смену конвоиров и охранников — все эти «Köszönöm szepen», «Jó napot kívánok», «Viszontlátásra» [68] «Большое спасибо», «Добрый день! «До свидания» (венг.) изрядно настораживали добродушных словацких крестьян, недавно одевших солдатские шинели. Их родители отлично помнили кнут венгерского помещика, и эта генетическая память заставляла солдат с откровенным неприятием относится к звукам венгерской речи, внезапно зазвучавшим на словацкой гауптвахте из уст непонятных людей, одинаково хорошо говорящих по-русски и по-немецки …