Александр Усовский - Кровавый Дунай

— Сейчас время значения не имеет. Значение имеет только факт получения нашего донесения Центром. Полностью. Стучи, Маркони!

Радист молча кивнул и, повернувшись к рации, вновь застучал ключом.

Савушкин настороженно вслушивался в шумы большого города, доносящиеся до парка со всех сторон, стараясь определить те самые, которые поставят точку в их задании. Три минуты… С проспекта Кристины — снующие туда-сюда легковые машины и грузовики, судя по звуку, и не думающие снижать скорость напротив зарослей падуба, в которых укрылись разведчики. Пять минут… От улицы Аттилы — шум гужевых повозок, судя по нему, это какая-то армейская колонна снабжения… Пароконные повозки — не наш случай, наши охотнички на автомобилях… Семь минут… Так, от улицы Алагут — шум тяжелого грузовика, судя по рыку мотора — пятитонка, не меньше. Привёз снаряды на батарею? Может быть… Десять минут… Какой-то торопыга на проспекте Кристины резко нажал на клаксон — ишь, спешит… Двенадцать минут… СТОП! По кустам, метрах в тридцати-сорока севернее их расположения — шум движения множества людей! Падуб! Его кривые ветви прочно цепляются за одежду, трещат, хрустят, ломаются…Но! Люди пробиваются через кусты МОЛЧА!

Кажется, это по их души. Что ж, мы знали, на что шли…

Савушкин, осторожно положив руку на плечо Чепраги, произнёс негромко:

— Андрей, я ушёл. Будь. — И, достав парабеллум, направился к Иржи, залегшему в двадцати метрах от «паккарда». Пятнадцать минут… Эх, ещё бы десять! Всего десять минут!

Тихо коснувшись плеча словака и дождавшись, когда он обернётся — капитан кивнул на север и молча показал глазами на винтовку Иржи. Словак понимающе кивнул в ответ и осторожно, мягко щёлкнув предохранителем, дослал патрон в патронник. Савушкин указал словаку сектор справа, себе взяв левую часть директрисы.

Восемнадцать минут… А вот и охотнички… Меж кустов падуба мелькнуло несколько едва заметных фигур в камуфляжных «пантерках». До них — метров пятнадцать, пора начинать… Савушкин осторожно поднял свой «парабеллум», коснулся рукой плеча словака и, тщательно прицелившись — нажал на спусковой крючок.

Выстрел взорвал тишину — и тотчас винтовка Иржи второй раз расколола воздух хлёстким ударом.

— Юра, максимальный огонь! — крикнул Савушкин и быстро, в двадцать секунд, разрядил обойму своего «парабеллума» в мелькающие в зарослях тени. Он не обольщался — дай Бог, чтобы его первая пуля достигла цели, остальные патроны он выпустил только для поддержания максимальной плотности огня. Надо заставить «охотников» залечь, сбить их с темпа, дать радисту те драгоценные десять минут, от которых сейчас зависит всё…

— Меняй позицию! — крикнул Савушкин словаку, вставил новую обойму и, отскочив на три шага влево, вновь выпустил все восемь патронов туда, откуда засверкали всполохи дульного пламени и загрохотали автоматные очереди. Однако, густо рядят… Пули «охотников» засвистели правее и выше — это хорошо, это ещё сбережённое время… Савушкин вновь перезарядил свой «парабеллум», про себя похвалив свою предусмотрительность — у него ещё в запасе три снаряжённые обоймы!

Тут слева загрохотал автомат Костенко. Ага, вот и старшина подтянулся… Савушкин, оглянувшись и увидев своего сержанта, ведущего огонь с колена — бросил:

— Олег, не жалей патронов!

Старшина молча кивнул, и, перезарядив «шмайсер» — в одну очередь выпустил все тридцать патронов, после чего, упав на землю и перевернувшись — лёжа на животе, вставил в автомат новый магазин.

— Юра, Олег, отходим на десять шагов назад! — Скомандовал Савушкин и, максимально низко пригнувшись к земле, бросился к машине. Словак и старшина тут же последовали его примеру.

— Где лейтенант? — Спросил Костенко.

— Ща подтянется, не дрейфь. — И тут же, подтверждая слова капитана, у «паккарда» появился Котёночкин, с двумя «вальтерами» в обеих руках. Савушкин, про себя усмехнувшись — пацан наслушался баек про стрельбу по-македонски! — скомандовал своему заместителю:

— Володя, твой правый фланг! Патронов не жалеть! Огонь!

Огонь из четырех — даже, если уж быть точным, из пяти, Котёночкин палил с двух рук — стволов несколько убавил рвение ягдкоманды. Но Савушкин не обольщался на сей счёт — понятно, что, получив огневой отпор, немцы ломанутся в обход, это азы тактики… Двадцать две минуты!

— Сейчас будут обходить. Володя, Олег, вы держите правый фланг, Иржи, ты левый, я центр. Как только обнаружите движение — огонь без приказа, патронов не жалеть!

Охотники вновь открыли огонь — теперь с трех направлений. Громко, со звоном, лопнуло лобовое стекло «паккарда» — понятно, такую мишень грешно пропустить… Загрохотала винтовка словака, «вальтеры» лейтенанта и «шмайсер» старшины. Савушкин, засунув «парабеллум» за ремень, пригнулся и, хоронясь за кустами, бросился к радисту.

Чепрага методично стучал ключом, внимательно глядя на листок с группами цифр. Савушкин, обойдя его сзади, присел у заброшенной урны, и, достав «парабеллум», весь обратился в слух.

Так, справа человека четыре, может, пять. У всех автоматы. Но атаковать, похоже, они не собираются — полагаются на огневой бой. Напрасно, в таких густых кустах это дело гиблое. Но это хорошо, справа угрозы, считай, что нет. По фронту стреляет три… нет, четыре винтовки. Там немцы оставили заслон, разумно… Слева… Слева бухают три винтовки, хотя теней мелькнуло куда больше. И уже секунд двадцать не подаёт голос «маузер» Иржи. Это плохо. Нет, не так — это ОЧЕНЬ плохо, потому что, если со словаком всё — остальные немцы сейчас крадутся к нему, Савушкину, и радисту — который всё ещё стучит ключом…

Капитан, привстав, осмотрел позицию. И тут прямо на него из зарослей падуба вывалилось трое ражих эсесовцев в «пантерках», с винтовками наизготовку!

Чёрт! Савушкин успел выстрелить в ближайшего к нему «охотника» — и тут же получил зубодробительный удар в челюсть прикладом, от которого рухнул на землю. На него тотчас же повалился один из немцев, и, схватив за кисть, начал выворачивать её, пытаясь овладеть пистолетом — из последних сил сопротивляясь этому, капитан лихорадочно левой рукой шарил по поясу, пытаясь найти нож. Несколько секунд борьба шла почти на равных, потом немец начал одолевать — но Савушкин, наконец, нащупал рукоять кинжала, выдернул его из ножен и вонзил в бок немца, уже торжествовавшего победу. «Охотник» захрипел, выпустил кисть Савушкина и, тяжело выдохнув, повалился на сторону.

Капитан вскочил — и, не успев ничего предпринять, оказался один на один с последним немцем. Который, уже не пытаясь взять его живым, вскинул винтовку и… Савушкин рефлекторно закрыл глаза. Выстрелов прогремело отчего-то два — и тут же капитан, почувствовав тяжёлый удар в грудь, вновь повалился на землю, успев увидеть, что вместе с ним падает и немец. «Значит, кто-то из хлопцев» — успел подумать Савушкин перед тем, как всё померкло у него перед глазами и на его голову опустилась тяжёлая свинцовая пелена…