Александр Усовский - Кровавый Дунай

— В тридцать третьем?

— Да. Отец тогда как раз построил дом, и решил возвести гараж — в видах грядущего приобретения машины. И когда рабочие начали готовить фундамент — то натолкнулись на вход в тот тоннель, по которому мы начали наше подземное путешествие. Отец сначала хотел замуровать этот проход, но я его упросил этого не делать — все соседские пацаны к тому времени уже знали, что у нас на участке найден ход в турецкие подземелья. Я бы выглядел перед ребятами болтуном… Папа не хотел этого — и оставил вход, только попросил рабочих устроить дверь, которую никто посторонний не смог бы открыть. Ох и полазили мы по этим подземельям! — И Имре мечтательно улыбнулся.

— А это точно турецкие катакомбы?

Венгр пожал плечами.

— Да откуда мне знать? Тут, под Будой, много таких подземных ходов, но нет ни карт, ни схем… Городская канализация иногда их использует, но очень редко.

Савушкин, помолчав и подумав, спросил:

— А есть ход из королевского дворца куда-нибудь за город?

Имре пожал плечами.

— Мы так далеко не добирались. Страшно. К тому же сильно ограничивали наши походы канализационные отходы. Мама очень ругалась, когда я возвращался из своих путешествий — одежда моя страшно воняла.

— То есть по всей Буде можно передвигаться по канализационным каналам? — спросил лейтенант.

— Да, вполне.

Тут в разговор вмешался Котёночкин, бросивший:

— Как в Варшаве… — И, помолчав, спросил: — А куда этот тоннель выходит?

— Этот? К набережной, недалеко от Цепного моста.

— И о нём никто не знает? Выход из тоннеля ведь кто-то нашел, правильно?

Имре пожал плечами.

— Выход — под скалой, вокруг — густой кустарник, снаружи вообще не скажешь, что это выход из тоннеля, больше похоже на промоину в земле… В городском хозяйстве о нём знают, скорее всего. Но… В общем, я не думаю, что нас на выходе ждёт засада, если ты об этом. Не до того немцам, в Пеште их оборона трещит по всем швам…

Савушкин промолвил:

— Ясно. Тогда сейчас отдыхаем пятнадцать минут, и идём к выходу. Рассветёт — выходим наружу. — Помолчав, спросил у Имре: — А дальше как? Ты куда?

Тот чуть растерянно ответил:

— Пока не думал. — А затем добавил: — Наверное, в свой батальон. Обратно мне пути нет…

— Так вроде твои на советскую сторону собрались?

Имре вздохнул.

— Тогда и я к Советам. Выбора у меня нет…

Разведчики и Имре, отдохнув, двинулись по тоннелю вниз, то и дело спотыкаясь о торчащие камни, корни деревьев и какие-то обломки, поросшие мхом; очевидно, что тоннель был некогда обитаем, но кем — разбойниками, бродягами или городскими нищими — точно определить было невозможно. Во всяком случае, пролегал он достаточно глубоко — своды его хранили бесстрастную неподвижность, до разведчиков не доносилось ни звука из окружающего мира — хотя с каждым шагом они были все ближе к набережной Дуная, с которой грохот канонады на пештской стороне вчера им слышался отчётливо.

Наконец, они подошли к груде камней, перекрывшей тоннель почти полностью — для прохода оставался узенький коридор, из которого явственно задувал холодный ветер, густо пропахший вонью паленой резины и сгоревшего пороха. Имре, подойдя к камням и выглянув вперёд, кивнул и сказал:

— Дошли. Выход в трех метрах за завалом. Снаружи ещё ночь.

— Тогда привал. — Бросил Савушкин и, повернувшись к старшине, произнёс: — Олег, ты там вроде какой-то мешок умудрился прихватить. С тушёнкой, надеюсь?

Старшина угрюмо ответил:

— Всего двадцать банок. Шо було пид рукой… Всэ кинули, и продукты, и патроны, и пулемёт, и рацию… И зарэ голы и босы. Хочь пид церкву садись…

— Раздай всем по банке. Надо подкрепиться… Да и всё это брошенное барахло нам уже без надобности, только рацию жалко, да и висит она на нас… Ну да Бог с ней. Мы уходим на пештскую сторону, к нашим, так что утрата амуниции — пустяк. Другое дело, что уходим мы, не выполнив задание… — И Савушкин тяжело вздохнул.

— Товарищ капитан, не журытесь. Зробили, шо в наших силах. — С этими словами старшина, раскрыв мешок, достал шесть банок свиной тушёнки и поставил их на камень у подножия обвала. Вздохнув, промолвил: — Разбирайте, хлопцы. И вы, товарищ капитан, — обратился он к Имре. Тот лишь иронично усмехнулся, взял свою банку и, достав нож, деятельно взялся её открывать.

Поев, разведчики, примостившись за завалом, почти мгновенно заснули — сказывались тяготы последних суток. Савушкин же, мучимый сомнениями относительно дальнейших действий, присел на край груды камней — рядом с ним примостился Имре.

— Что, не спится?

Венгр махнул рукой.

— Какое там… Мой батальон сейчас в Андялфёльде, в школе на улице Кедвеш, за железнодорожным депо…Советы — за улицей Дугонич, в полукилометре где-то. Чтобы добраться до них, надо пройти по железнодорожным путям — двести метров по открытому пространству. Это будет трудно…

Савушкин кивнул.

— Не спешите. Ситуация меняется каждый день, вас могут перебросить куда-то, где обстановка будет более благоприятной… Вот что, Имре. У меня есть для тебя совет — и ты уж его послушай.

— Слушаю.

— Когда окажетесь на той стороне — не говори с нашими солдатами по-русски. Да и с младшими офицерами… Они решат, что ты власовец — и расстреляют без суда и следствия, тут же, у первой попавшейся стенки. Первые, с кем вы будете иметь дело — фронтовые части, там народ без сантиментов. Будь готов к тому, что тебя малость ограбят — снимут часы, к примеру, или отнимут ремень, сумку, могут снять сапоги — не вздумай этому сопротивляться, да и бойцам своим скажи, чтобы не ёрзали. Это мелочь, сапогами вы позже разживётесь, дело житейское. Но ни в коем случае не пытайся разговаривать с нашими солдатами, которым вы сдадитесь, по-русски!

— А когда можно будет?

— В фильтрационном пункте. Это обычно при штабе дивизии, куда доставляют всех пленных… кого не расстреляли по дороге. Учти, власовцев расстреливают без всякого снисхождения. Ну а в штабе дивизии вы уже будете в безопасности. Вот там уже можешь объяснить офицеру, который будет тебя допрашивать, кто ты такой и почему свободно говоришь по-русски. И сразу проси вызвать офицера СМЕРШ.

— А что это?

— Это контрразведка. Я тебе напишу кое-что, что поможет тебе найти с ним общий язык. — И с этими словами Савушкин, достав из кармана блокнот, при неверном свете фонарика написал на листке десяток слов, вырвал его и протянул Имре: — Вот, держи. Отдашь это офицеру СМЕРШа, и скажешь, что укрывал разведгруппу Красной армии. — Помолчав, Савушкин осторожно спросил: — А этот твой, Мёзе Лайош — как ты думаешь, почему он посчитал нужным побежать в гестапо после разговора с тобой?

Имре насупился и промолчал в ответ. Тогда Савушкин продолжил: