Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Одесса отличалась от обеих северных столиц теплым климатом и жизнерадостным, гедонистически и космополитично настроенным и открытым навстречу западному влиянию населением. Среди одесситов было полно евреев – от трети (по официальным данным) до половины и более (по неофициальным) от полумиллионного населения города. А еще одесситы были для своего времени весьма продвинутой публикой в плане понимания природы инфекционных заболеваний и необходимости санэпиднадзора. «Русский Марсель», как вскоре после ввода в строй местного порта прозвали Одессу, к началу эпидемии «испанки» уже два с лишним века служил важнейшим транзитно-перевалочным пунктом на пути восточных шелков и пряностей в Константинополь и дальше на запад. Порт изначально был уязвим перед привозными заморскими патогенами, и практически сразу же после присвоения Одессе статуса города Екатериной Великой в 1794 году там была введена карантинная система. Однако редко где и когда карантин полностью избавлял портовые города от моров, и в Одессе имеется целый ряд массовых захоронений их жертв, самое приметное из которых – Чумка (или Чумная горка), до сих пор заметно возвышающаяся над окружающим ландшафтом.

Поэтому вполне логично, что в 1886 году Илья Мечников выбрал именно Одессу под размещение там первого в России учреждения, призванного целенаправленно бороться с эпидемиями, – Одесской бактериологической станции. Учреждена она была после создания Пастером и Эмилем Ру вакцины против бешенства с целью разработки и производства такой же и других вакцин от всяческих болезней. За первые полгода там сделали уколы от бешенства 326 пострадавшим от укусов животных-переносчиков, в том числе и приезжим из Румынии и Турции. Мечников, однако, вскоре отпал от коллектива русских коллег. В отличие от них он чувствовал себя более ученым, нежели медиком-практиком, да и функции «заведующего» бактериологической станцией были ему в тягость. Так и вышло, что двумя годами позже Мечников, скрепя сердце и загодя тоскуя по беззаветно любимой России, перебрался в Париж, а станцию перепоручил своему самому способному (и квалифицированному) помощнику Якову Бардаху [202] Яков Юльевич (Иудович) Бардах (1857–1929) – российский и советский бактериолог и врач, благотворитель (до 1917 г.) и популяризатор науки, фактический основатель бактериологической станции при Новороссийском (Одесском) университете и ее заведующий в 1888–1891 гг., с 1922 г. – завкафедрой микробиологии Института народного образования, основатель и глава Одесского клинического института (1920) и Одесского института усовершенствования врачей (1927), председатель Озерной комиссии, занимавшейся изучением лечебных свойств грязей и курортологических перспектив черноморских и азовских лиманов. .

При Бардахе станция проводила важные исследования возбудителей и механизмов передачи сибирской язвы, брюшного тифа, холеры, малярии, туберкулеза. Когда он ввел в городе обязательную бактериологическую экспертизу питьевой воды и выяснилось, что она изобилует палочками – возбудителями брюшного тифа Salmonella enterica typhi , санитарная служба городского водопровода отказалась верить в то, что это заболевание распространяется с водой и обрушилась на ученого с обвинениями в саботаже водоснабжения города. Время быстро показало, что Бардах был прав, вот только ежедневные очереди из тифозной бедноты, выстраивавшиеся у входа на станцию в надежде получить лекарство, переполнили чашу терпения властей. Одесса и без того с давних пор считалась рассадником революционного вольнодумства, и бактериологическая станция была поставлена под полицейский надзор.

То ли из-за этих замызганных очередей, то ли из-за его экспериментов с возбудителями смертельно опасных болезней, то ли из-за его еврейства, но так или иначе в 1891 году Бардаха сняли с должности. По российским законам евреи не имели права возглавлять определенные учреждения, а кроме того, действовали жесткие квоты их приема на учебу и работу. Чтобы обойти эти ограничения, некоторые евреи выкрещивались и брали себе русские фамилии и имена, но не таков был Бардах. В графе «национальность» в любых анкетах и официальных документах он прямо и даже с гордостью писал: «еврей». Мечников очень горевал, узнав об увольнении Бардаха: «Наука потеряла даровитого работника». Но, получив от Пастера приглашение в Париж, Бардах отказался, предпочтя остаться на родине и служить ей и дальше [203] V. A. Kuznetsov, ‘Professor Yakov Yulievich Bardakh (1857–1929): pioneer of bacteriological research in Russia and Ukraine’, Journal of Medical Biography, August 2014; 22(3):136–44. .

Пост заведующего бактериологической станцией унаследовал его ученик Стефанский, а сам Бардах занялся частной практикой. Власти, однако, никоим образом не могли воспрепятствовать дальнейшему росту его репутации. Теперь Бардах лечил пациентов Еврейской больницы [204] Основанная в 1802 г. больница еврейской общины, с 1829 г. располагающаяся на пересечении улиц Мясоедовской и Госпитальной ( совр . Богдана Хмельницкого); в настоящее время – ГКБ № 1. и вел амбулаторный прием у себя на дому. Сам Яков Бардах был сыном скромных филолога-гебраиста и учительницы, а вот его жена Генриетта была дочерью банкира, и нескончаемый поток гостей они принимали за самоваром в богато обставленной, обшитой дубом столовой собственного особняка на улице Льва Толстого. И столько народу прибывало отовсюду на Одесский железнодорожный вокзал с вопросом, где им найти знаменитого доктора Бардаха, что все извозчики выучили его адрес назубок. А еще он читал первый в России курс бактериологии в местном университете и прививал одесситам вкус к научно-популярным лекциям в своем неподражаемом исполнении. Переполненные аудитории с живым интересом внимали его рассказам о происхождении чумы и открытиях Пастера и частенько засиживались там как приклеенные до полуночи. К 1918 году Бардах сделался безоговорочно популярнейшим врачом Юга России, да и в западных столицах его имя упоминалось с исключительным уважением.

После майского всплеска «испанки» в июне и июле заболеваемость упала. Тем летом одесситы жили в полном соответствии с девизом carpe diem [205] «Лови день» (лат.) – ставшая крылатой в понимании «лови момент», «живи здесь и сейчас» фраза из заключительных строк «Оды к Левконое» Горация (Оды I.11) с назиданием: «Dum loquimur, fugerit invida aetas: carpe diem, quam minimum credula postero» («За болтовней незримо пробегает время: лови сей день, а не загадывай на завтра»). , и, кажется, сама вселенная вступила с ними в тайный сговор, чтобы помочь забыть о невзгодах. В июне австрийский офицер оккупационных войск писал, что поражен жизнерадостностью, беспечностью и гедонизмом одесситов, – и в том же месяце в город прибыла Вера Холодная, двадцатичетырехлетняя общепризнанная «королева российского экрана», знаменитая гипнотизирующим взглядом серых глаз и ролями обманутых коварными мужчинами красавиц. Тогда вообще случился массовый исход киноартистов из Москвы и Петрограда, где воцарились политический хаос и экономическая разруха, удушавшие киноиндустрию на корню. Восторженные толпы приветствовали кинозвезду и продолжали тешить ее взор вплоть до конца августа на фоне бурного успеха в местных кинотеатрах ее последнего фильма «Женщина, которая изобрела любовь». Слухи о ее связях с большевистским подпольем казались Холодной восхитительным источником развлечений на фоне новых съемок. В Киеве, по свидетельству писателя Константина Паустовского, ходили слухи, что «киноактриса Вера Холодная собрала свою армию и, как Жанна д’Арк, вошла на белом коне во главе своего бесшабашного войска в город Прилуки, где и объявила себя украинской императрицей» [206] К. Паустовский. Повесть о жизни. Книга третья. Начало неведомого века (1956). .