Александр Усовский - Парашюты над Вислой

Самолёт начал разбег, моторы заревели ещё громче — и вдруг разведчики разом ощутили отрыв от земли: самолёт перестал трястись и подпрыгивать на кочках и ухабах, внезапно обретя плавность движения. Все бойцы, не сговариваясь, обернулись к иллюминаторам — под ними уходил вниз и назад пейзаж окрестностей Быхова, вдали, за рулями высоты, блеснул Днепр — и тут же «Дуглас» окунулся в мягкую вату белых облаков. Рёв моторов немного утих.

К группе вышел давешний тулупоносец.

— Так, хлопцы, мы сейчас набираем эшелон, минут через десять выйдем на рабочую высоту. Накиньте тулупы, валенки — лететь три часа, успеете замёрзнуть. Теперь — самое важное. Прыжок — головой вниз, резко, как в воду. Отсчитываете пять секунд — дёргаете кольцо. За эти пять секунд надо развернуться лицом в сторону движения, ноги вниз, иначе захлестнёт парашют — ну да, думаю, вы в курсе… Кольцо — здесь. — Лётчик указал на квадратную пряжку на левой лямке парашюта капитана Савушкина, сидящего ближе всех к двери в кабину пилотов. — Головой вниз! Если вздумаете выходить из машины, как дома в дверь — снесёте своей башкой рули высоты, поломаете самолёт. А нам ещё назад возвращаться…

Савушкин улыбнулся. Юмор у авиации прям искромётный…

— Да, ещё. — продолжил лётчик. — Когда загорится красная лампа, — он указал на сигнальные огни над дверью в кабину пилотов, — Скидывайте тулупы и валенки, одевайте парашюты. Красная лампочка будет означать, что до выброса — двадцать минут. И ещё. Капитан Изылметьев, вполне возможно, забыл вам сказать, но на точку выброски мы будем заходить с запада — сделав для этого небольшой кружок вёрст в двести. Ежели нас обнаружат — а это вполне реально, у немцев наблюдательных постов там хватает — то пусть думают, что мы англичане. Они над Польшей часто летают… Всё, больше вам мешать думать о вечном не буду, ждите красную лампочку! — И с этими словами покинул салон, скрывшись за дверью кабины пилотов.

Савушкин взгромоздил свой парашют на скамью, прилёг на него и закрыл глаза. Три года идёт война, три долгих года… И только сейчас мы возвращаемся к старым границам. Сколько ж это нам стоило! Трудов, усилий, пота и крови… Сколько ребят полегло — которым жить да жить! Сколько всего разрушено, сожжено, разграблено… Война закончится — лет двадцать всё придется восстанавливать! Тут внезапная мысль заставила его, обернувшись к своим бойцам, бросить:

— Хлопцы, а ведь мы — первые бойцы Красной армии, что перейдут границу!

Лейтенант Котёночкин покачал головой.

— Пилоты наших бомбардировщиков её с августа сорок первого переходят. Берлин бомбили…

— Пилоты — понятно, а по земле — будем мы!

Сержант Костенко, хмыкнув, ответил:

— Главное — шоб не под землёй…

— Типун тебе на язык! — бросил Некрасов. И добавил: — Старую границу наши уже прошли, а новую — мы первые. Так что с почином!

— Ну, до той границы ещё долететь надо… — скептически ответил Костенко.

— Так, спорщики, у нас ещё пару часов есть вздремнуть — кончай митинг! — проворчал из своего тулупа радист.

Разведчики замолчали, думая каждый о своём, укутавшись в тулупы и свернувшись на грузовых мешках и парашютах — и лишь Котёночкин продолжал всматриваться в иллюминатор, надеясь в надвигающихся сумерках что-то разглядеть внизу.

Савушкин не заметил, как задремал — и тут внезапный звонок вернул его в реальность. Он глянул на дверь в кабину пилотов — над ней мигала красная лампа. Время!

Скинув тулуп и валенки и, внезапно оказавшись в холодном прореженном воздухе — поёжился и осмотрел свою группу. Все четверо его товарищей молча возились с парашютами и кожаными шлемами, которые полагалось надевать при прыжке. Савушкин одел парашют, натянул шлем, засунув фуражку за обшлаг кителя — и тут из кабины вышел капитан Изылметьев.

— Готовы?

Савушкин кивнул.

— Как пионеры. Скоро?

— Семь минут до точки выброски. Осмотрите друг друга, чтобы все карабины и пряжки были защёлкнуты. Не дай Бог, кто парашют потеряет в прыжке, потом не отпишешься…

— Не потеряем. По нам не стреляли, истребителей немецких не было? А то я заснул ещё над нашей территорией…

Пилот отрицательно покачал головой.

— Нет, всё чисто. Мы перед Вислой на всякий случай на шесть с половиной тысяч поднялись, мало ли что… Зенитчики немецкие нас проморгали или решили, что овчинка выделки не стоит, а ночных истребителей у них тут нет — сейчас они все на Западе. — Сказав это, он вернулся к себе в кабину.

А, ну да, высадка в Нормандии… Да, сейчас немцам не до нашего «дугласа». Савушкин скомандовал:

— Группа, осмотреть друг друга!

Так, всё вроде в порядке. Лица у ребят серьезные, от недавнего веселья и следа не осталось. Ещё бы! Впереди — ночь, неизвестность, враги…

Из кабины вышел давешний одариватель тулупами. Молча подошёл к двери, отодвинул засовы — и, перед тем, как открыть, спросил у разведчиков:

— Все помнят, как надо прыгать? — И сам себе ответил: — Головой вниз, как в омут! И не тянуть, над поляной мы будем двенадцать секунд!

Над переборкой загорелась зелёная лампа. Лётчик распахнул дверь, и, шагнув в сторону, бросил:

— Пошли!

Котёночкин и Строганов сиганули друг за другом с интервалов едва в две секунды, после них грузовой мешок, к вытяжному кольцу которого был пристёгнут леер, закрепленный на проволочном тросе возле двери, вытолкнул Костенко и тотчас вслед за ним прыгнул сам, затем так же, как своего близнеца, Некрасов вытолкнул второй мешок, и, чуть замешкавшись — сиганул ему вслед. Савушкин нырнул за ним — как и велел лётчик, головой вниз, сразу от порога резко вниз. Кому ж охота головой в руль высоты впечататься?…

Уаххх! — в лицо полыхнул резкий удар воздуха. Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять — кольцо! Над головой глухо выдохнуло полотнище парашюта, стропы резко дёрнули тело вверх… Раскрылся удачно! Внизу ни черта не видно, но это пока, ближе к земле что-то можно будет распознать, прыгали, знаем… Савушкин оглянулся. В ночном небе чуть ниже, лесенкой, белели парашюты. Шесть! Значит, пока всё идет по плану…

До опушки на северо-востоке — всего шагов пятьдесят, секунду бы замешкался — оказался бы в лесу, слазь потом с той сосны. Повезло… Савушкин подобрал ноги, собрался — но всё равно удар о землю оказался весьма чувствительным, у капитана уж потемнело в глазах…

Так, нижние стропы резко на себя… Гасим купол… Всё, ажур! Собрать парашют, утоптать купол, приготовить его к захоронению. Больше он ему не понадобиться, а сестричек из полевого госпиталя, которым это полотнище — как дар небесный — поблизости не наблюдается…

Со стороны поляны донесся шум движения, можно было различить натужное сопение людей, которые тащат тяжёлый груз. Все?