Игорь Абрамов-Неверли - Лесное море

Но вдруг у него мелькнула новая мысль — и он сразу стал серьезен.

— Дело неладно, Ашихэ, ой, неладно! — сказал он с беспокойством. — Тут надо ждать беды. Пойдем скорее — может, еще поспеем.

— Куда? Что случилось, Ю?

Ю схватил ее за руку и потянул за собой.

— Скорее! Там тигр приманивает человека, а человек — тигра: оба подражают голосу оленя…

Первой выскочила на поляну Яга.

Услышав ее отрывистый визг, Виктор подумал, что если собака визжит, то, вероятно, где-то близко тигр, и, подумав это, вскинул ружье. Но Яга уже вернулась к нему, бросившись чуть не под ноги. И, раздвинув ветви, он в просвете между елями увидел впереди голову тигра, а подальше — Люй Циня, который колотил палкой тигренка на спине у Звездочки.

Кабан ударялся спиной о дерево, пытаясь сбросить непрошеного седока, а тигренок, яростно вцепившись в него, грыз его, раздирая мясо, и не отпускал.

Тигренок был под прицелом. Виктор уже в последний момент, нажав спуск, дрогнул при мысли, что пуля может попасть в Люй Циня.

Грохнул выстрел, и тигренок свалился с кабана. Старая тигрица метнулась к елям, и Виктор мгновенно выстрелил, на этот раз дробью, целясь ей между глаз.

Отскочить он не успел. Тигрица задела лапой дуло, и ружье выпало у него из рук, а сам он, сбитый с ног, отлетел за деревья.

Вскочил и, перебегая от ствола к стволу, старался поскорее убраться с поляны. Но, оглянувшись, удивился: что же произошло, почему тигрица не гонится за ним?

Она от сильной боли каталась по земле, била хвостом так, что в воздухе летали сухие листья и ветки, и лапами терла глаза, словно хотела сорвать упавшую на них пелену мрака. За минуту перед тем бешено сверкавшие желтые глаза ее были прострелены и залиты кровью.

Судорожные корчи постепенно ослабевали. И вот прекратились. Тигрица была недвижима.

Значит, пуля в нее попала? Или дробь ее прикончила?

Нет, хвост еще жил. Хвост дрожал.

Тигрица ткнулась носом в то место, где стоял Виктор, когда она бросилась на него. Пошевелила мордой, вдыхая еще теплый запах человека, и двинулась за ним сначала медленно, потом все быстрее и решительнее, не переставая при этом тихо рычать, и в этом страшном ее «уанг-уанг» слышалась такая боль и такая кровожадность, что Виктор окончательно потерял голову.

Он помчался напрямик через поляну, но тигрица скачками догоняла его.

Он снова стал кружить между деревьями. Цеплялся за спасительную мысль, что удастся запутать след и потихоньку удрать. Но у тигрицы слух был тоньше и ноги крепче, чем у него. К тому же — нюх. Этот нюх вел ее за Виктором, и полосатое тело мелькало в чащобе то тут, то там, все ближе, все быстрее.

Сердце у Виктора громко стучало, колени тряслись, и он чувствовал, что из этой игры в жмурки не выйдет живым. Нет, не уйти ему от тигрицы! Ошалев от ярости, она, слепая, роняя на землю кровавые капли из пустых глазниц, будет гнаться за ним по пятам без передышки, до конца, пока либо он, либо она не свалится.

Даже взобраться на дерево было невозможно — везде стояли деревья с такими мощными стволами, что их никак не обхватишь.

Спасения не было. Оставалось только бежать что есть духу за своим ружьем и поскорее зарядить его — патрон он держал наготове, судорожно зажав в руке.

Он помчался туда, где упало ружье. Только бы не зарылось дулом в землю, не закупорилось бы!

Оно лежало, должно быть, неподалеку, где-то за елями или немного правее. На бегу Виктор искал его глазами, а в глазах уже мутилось…

— На дерево, Вэй-ту! — кричал ему откуда-то Люй Цинь. — За тобой тигр!

Он глянул через плечо — со стороны поляны к нему подкрадывался молодой тигр. Виктор мигом взобрался на березу, благо ствол ее был не слишком толст.

Он еще лез, еще не добрался до ветвей, как ствол закачался от двух ударов. Это старая тигрица и ее сын почти одновременно подскочили к березе с разных сторон.

Встав на задние лапы, они передними таранили дерево, разрывая кору. Задрали головы, искали человека наверху, тигренок — глазами, а его слепая мать — нюхом. Человек был близко, она чуяла его над собой, и дерево уже поддавалось под тяжестью ее тела, тряслось от ударов. Она рванула его зубами раз-другой. Тигренок поспешил сделать то же.

Так они с разных сторон вгрызались в ствол. От него уже летели щепы.

Виктор, сидя на ветвях и прижимаясь к стволу, телом ощущал каждое сотрясение дерева, этого дерева его жизни. Он был уверен, что оно не устоит, неизбежно в конце концов свалится. Хруст березовой мезги в зубах тигров отзывался во всем его теле, и он уже не мог справиться со своими нервами. Вдруг поймал себя на том, что, как всегда в трудные минуты, твердит мысленно отцовские слова: «Только не ссылайся на нервы, Бибштек, нервов нет». Да, он все время машинально повторял это. Попробовал уже сознательно, всей силой воли внушить себе, что нервы — это действительно только отговорка трусов и нытиков. Но ничего у него не выходило. В голове мутилось. Он все так же дрожал и, как зачарованный, смотрел вниз, на двух хищников, дружно грызущих его дерево. А дерево свалится несомненно, удары сотрясают его все сильнее.

Виктор порывисто схватил нож, но тут же подумал: «Ребячество! С ножом на тигра?!» Однако прикосновение холодной стали и сознание, что он все-таки не совсем безоружен, подействовали на него отрезвляюще. Не соскочить ли? Ведь если сидеть на дереве, то погибнешь непременно, а если спрыгнуть…

Все-таки шанс на спасение. Только прыгать надо не с той стороны, где тигренок. Увидит и цапнет. Лучше уж через голову тигрицы прыгнуть, прямо на нее — и сразу же полезть на соседний дуб. Он толще, и ветви у него такие, что можно за них ухватиться, одним броском подтянуться кверху, а там лезть еще выше — тогда пусть грызут…

Эта мысль ему понравилась, но он лихорадочно соображал, что ничего сделать не успеет — один из тигров набросится на него.

Надо их сначала как-нибудь ошеломить. Так делал Люй Цинь в молодости, когда ловил тигров. Швырнуть в них чем-нибудь — ну хотя бы улами. Улы его — из звериной кожи и остро пахнут человеческим потом. Швырнуть их в голову тигренку — он, конечно, схватит их, начнет теребить. А слепая мать услышит возню и кинется к сыну…

Виктор уже перекинул ногу через сук и снимал обувь, как неожиданно раздался выстрел. Ствол березы дрогнул.

Из-за лиственницы напротив кто-то снова старательно целился, выставив дуло ружья и ногу.

На поляну вышел Третий Ю и остановил стрелка, сказав:

— Хватит, жаль заряда. Глянь-ка на ее хвост.

Тигрица по-прежнему стояла на задних лапах, вогнав зубы в ствол березы, но хвост у нее опустился, висел плетью. А тигренка уже не было — скрылся неизвестно куда.

Из-за лиственницы вышел мальчик с ружьем — так подумал Виктор в первую минуту. Но Ю воскликнул: