Ксения Чепикова - Человек, научивший мир читать [История Великой информационной революции]

1567 год, такой богатый религиозными конфликтами и печальными событиями, по утверждению немногочисленных биографов Кристофа Плантена стал для него «годом великого страха». Леон Воэ даже считает, что это был самый серьезный кризис из всех, в котором у типографа имелись наиболее высокие шансы остаться не только без бизнеса, но и без головы. Но как же 1562 год? Обвинения в ереси и измене – не шутка. Вынужденное изгнание, потеря типографии.

Может быть, все дело в том, что в 1562 году Антверпен был мирным городом? Жил своей обычной жизнью процветающей торговой метрополии. Даже если у отдельных людей случались проблемы – в этом нет ничего необычного, – в остальном все было хорошо. К королевским эдиктам против ереси за 40 лет уже давно привыкли и научились аккуратно их обходить. Кто-то попался на нарушении? Бывает. Это, конечно, может кончиться серьезными неприятностями, но все равно как-то не верится, что вот сейчас одного из самых уважаемых граждан схватят и потащат в тюрьму. Ведь этот кто-то знает о давнем противостоянии между испанцами и местной аристократией, понимает свою роль в нем и надеется на защиту.

Теперь же, в 1566 году, мир, кажется, окончательно сошел с ума. Еще недавно такие дружелюбные, рассудительные и терпимые жители Антверпена теперь вооружаются и готовы убивать друг друга из-за веры. И убивают. Случиться может все что угодно. И случается. Громят церкви – скульптуры и фрески в чем провинились? Льется кровь. У стен городов разворачиваются пусть и небольшие, но настоящие сражения. Самых знатных и богатых горожан казнят на площадях как бунтовщиков. А дальше, возможно, все станет еще хуже. Ожидать можно любой беды. Трудно оценить, насколько серьезна в реальности была опасность, нависшая над его головой. Но сейчас Плантен действительно, по-настоящему испугался.

С декабря 1566 года он начинает бомбардировать письмами Габриэля де Сайяса – государственного секретаря Филиппа II. Это тот самый заказчик, которому он нес ларец, когда на ночной улице подвергся нападению пьяной компании. Испанец покинул Антверпен в 1559 году, но остался покровителем типографа. Во всех письмах речь идет, по сути, об одном – спасении собственной головы. Но, конечно, Плантен не пишет об этом прямо. Зато напоминает де Сайясу об одном масштабном проекте, который обсуждается уже несколько лет, но до сих пор не нашел своих инвесторов и исполнителей: он готов за него взяться, но это возможно только при высочайшем одобрении и покровительстве Его католического Величества. Зная, как важна для испанского двора репутация доброго католика, он всячески уверяет де Сайяса в своей непоколебимой верности церкви и короне, особо подчеркивая, что партнеры и сотрудники, с которыми он намеревается проект осуществить, тоже все католики. На самом деле на тот момент типография – все еще совместное предприятие, но об этом он не упоминает. Как и о только что открывшейся типографии в Вианене.

В феврале 1567 года де Сайяс пишет, что король, похоже, заинтересовался предложением, и просит прислать более подробную информацию, смету и пару пробных листов. Как гора с плеч! Издатель обрадован и окрылен: теперь он под покровительством монарха! Это спасет его и типографию от надвигающейся беды. Желая закрепить успех, он просит своего покровителя позаботиться о том, чтобы после ожидаемого окончания религиозного мира в «Золотом компасе» не расквартировали испанских солдат: «В случае, если понадобится пригласить в наш город иностранцев <���…> эти варвары в моей типографии доставят гостям множество неудобств» [98] Письмо Габриэлю де Сайясу от 15 февраля 1567 года, цитируется по Langereis (2014), note 180. , так что необходимо документальное подтверждение, что типография под покровительством Его Величества. На это ответа нет. Плантен пишет снова – и опять нет ответа. Он пишет еще и еще – никакой реакции. Он пытается решить проблему с солдатами через кардинала Гранвелу, живущего теперь в Риме. Да, он не просто знаком, но даже дружен с испанским сановником, когда-то так не любимым голландцами. Страстный библиофил, тот не мог не стать клиентом крупнейшего типографа Европы. Плантен пишет ему, что беспокоится не столько за типографию, сколько за своих дочерей. Гранвела помочь не смог.

Трудно сказать, что в это время происходило при испанском дворе и отвлекло де Сайяса от проблем друга аж до сентября, но тем временем армия Альбы вошла в Брюссель, а затем и в Антверпен, и оправдались самые худшие опасения. На Плантена произвело неизгладимое впечатление, когда одного известного коллегу-типографа забрали прямо из постели среди ночи и бросили в тюрьму только потому, что кто-то шепнул Альбе, что тот принимал участие в разгроме церкви. Он начинает заверять своих испанских корреспондентов, что никогда не имел никаких дел с людьми, участвовавшими в восстании, а ван Бомбергены якобы были добрыми католиками до самого 1566 года.

Шесть писем одно за другим – все без ответа. От письма к письму заверения издателя в лояльности церкви и короне становятся все пламеннее и убедительнее. Весной он пишет, что рад окончанию религиозного мира в Антверпене: «Я рад, что благородный город наконец-то очищен от бесстыдной банды, которая наперекор желанию Его Величества и против интересов общества вообразила о себе, что несет какое-то обновление. Теперь я вижу, что большинство из них просто сбежали, а другие готовы под страхом наказания отказаться от своих новых убеждений» [99] Письмо Габриэлю де Сайясу от 16 апреля 1567 года, цитируется по Langereis (2014), note 181. . Это он про кальвинистов.

Летом в его посланиях уже сквозит неприкрытый страх. Неужели де Сайяс не получает его писем? Что случилось? Не болен ли он, не приведи Господь? Или, может быть, кто-то сказал ему о Плантене что-то плохое? После прибытия Альбы в Брюссель он пишет все еще интригующе молчащему испанцу в совершеннейшей панике и полном отчаянии («поджав хвост» – по выражению Сандры Лангерайс): «Что касается ситуации с моей фирмой и торговыми делами, то я полностью распрощался с людьми, финансово поддержавшими меня в открытии типографии. Теперь, когда я ни с кем не связан, дела идут, конечно, не так хорошо, но мне так больше нравится. С этого момента я предпочту иметь меньше, чем зависеть от людей, на которых не могу положиться, когда речь идет о благонадежности и приверженности католической религии. До моего последнего вздоха я повинуюсь католической церкви в Риме и Его Королевскому Величеству» [100] Письмо Габриэлю де Сайясу от 30 августа 1567 года, цитируется по Langereis (2014), note 182. .

На самом деле разрыв с партнерами не был ни внезапным, ни окончательным. Ни дружбы, ни деловых отношений с ними Плантен не прекратил, просто в дальнейшем не афишировал их. Они тайно переписывались: письма прятали в тюках с товаром, курсировавших между Антверпеном и Франкфуртом, куда сбежал Корнелис. В то время это был распространенный способ: беженцы использовали торговые пути, чтобы поддерживать контакты с друзьями и близкими.