Невилл Форбс - История Балкан [Болгария, Сербия, Греция, Румыния, Турция от становления государства до Первой мировой войны] [litres]

23 апреля русская армия перешла Прут. Предложение об активном участии румынских войск в предстоявшей кампании царь отверг, высокомерно заявив, что «Россия не имеет нужды в сотрудничестве с румынской армией» и что «только при помощи русских войск могут быть заложены основы будущей Румынии». Румынии предложили не беспокоиться и принять то, что Россия соизволит ей предоставить или, сказать точнее, забрать у нее. После нескольких успешных боев солдаты царя понесли серьезные поражения под Плевной, и уже начинали звучать настоятельные призывы к участию румынской армии в военных действиях. Для Румынии настал момент заявить о своих интересах. Но князь Кароль не стал наживать капитал на тяжелом положении, в котором очутились русские. Он форсировал со своей армией Дунай и, идя навстречу просьбе царя, принял командование над объединенными войсками под Плевной [121]. После тяжелых, но славных боев Плевна пала, предварительные мирные соглашения были подписаны [122], и князь Кароль I возвратился в Бухарест во главе своей победоносной армии.

Несмотря на лестные слова царя о роли румын в успешном завершении кампании, Румыния не была допущена Россией до участия в мирной конференции. Сан-Стефанский мирный договор (3 марта 1878 г.) признал независимость Румынии; Россия получила у Турции Добруджу и устье Дуная, сохранив за собой право обмена этих территорий на три южных района Бессарабии, полученных Румынией по Парижскому договору 1856 г. Это условие ни в коей мере не было неожиданностью для Румынии. Намерение России вернуть себе Южную Бессарабию было хорошо известно правительству, которое, однако, надеялось, что на этом требовании не будут особенно сильно настаивать вследствие эффективной помощи со стороны румынской армии. «Если это не будет основанием для приращения нашей территории, то и, равным образом, для ее уменьшения», – заметил Когэлничану на Берлинском конгрессе. Более того, помимо обещаний царя была и конвенция предыдущего года, которая в обмен на всего лишь свободный проход русской армии гарантировала целостность Румынии. Но на этом условии Горчаков выстроил иезуитскую конструкцию, объясняя согласие на нее тем, что конвенция была заключена в условиях войны против Турции и Россия согласилась гарантировать Румынии целостность только потому, что она была направлена против Турции. Что касается России, то она ни в коей мере не была связана этим соглашением. И если только Румыния осмелится протестовать или выступать против действий российского правительства, «царь прикажет оккупировать Румынию, а румынскую армию разоружить». «Армия, которая сражалась под Плевной, – ответил князь Кароль I через своего министра, – может быть разбита, но никогда – разоружена». У Румынии оставалась последняя надежда на то, что Берлинский конгресс, начавший свою работу в июне 1878 г. с целью пересмотра Сан-Стефанского договора, предотвратит подобную несправедливость. Но Бисмарк был озабочен тем, чтобы никакое «чувство оскорбленного достоинства» не омрачало будущее российской политики; французский представитель Уодингтон был «прежде всего практичный человек»; Корти, итальянский делегат, был «едва ли не груб» в отношении румынской делегации; а вот английский посланник лорд Биконсфилд, встретившись с румынскими делегатами неофициально, мог лишь только сказать, что «в политике в ответ на самые важные услуги часто отвечают явной неблагодарностью». Россия твердо возражала даже против самой идеи, чтобы дать возможность румынским делегатам выступить на конгрессе. Согласия удалось добиться с большим трудом после того, как лорд Солсбери иронически заметил, что, «выслушав представителей Греции, которые претендовали на ряд областей, будет только справедливо выслушать и представителей страны, которая всего лишь хотела возвратить себе то, что ей принадлежало по праву». Незадолго до этого лорд Солсбери в разговоре с румынским послом Каллимаки Катарджиу уверил последнего в симпатии к нему со стороны Англии и о ее готовности оказать действенную помощь в случае войны или созыва конгресса. «Но чтобы быть предельно честным, он должен сказать, что есть вопросы, которые более важны для Англии, и сумей она достичь взаимопонимания с Россией относительно этих вопросов, она бы не стала вести войну ради интересов Румынии». Действительно, взаимопонимание было достигнуто, и лишь бестактность заставила «Глоуб» подать свой голос в июне 1878 г. «Правительство Ее королевского Величества, – сообщала газета, – считает себя обязанным выразить свои глубокие сожаления в случае настойчивых требований России возвращения Бессарабии. Интересы Англии в этом вопросе не таковы, чтобы было оправданным брать на себя ответственность и выступать против намечающегося обмена». Итак, [Южная] Бессарабия была утеряна, Румыния получила Добруджу с устьем Дуная. Но так как в это время вновь созданное государство Болгария было всего лишь отдельной российской провинцией, Россия, единственная среди держав, выступила против демаркации стратегически важной границы новой румынской области, в чем и преуспела. Наконец, к досаде румын, Берлинский конгресс дал согласие на признание Румынии независимой при условии отмены ей 7-й статьи конституции, которая лишала нехристиан права стать румынскими гражданами, и эмансипации румынских евреев.

Только в начале 1880 г., пройдя через неимоверные трудности, Румыния смогла добиться признания себя независимым государством. Этим она была обязана только собственным усилиям [123]. В то время как Россия использовала любую возможность для противостояния Румынии на европейских конференциях и в комиссиях, она старалась показать себя более сговорчивой во встречах tete-a-tete и делала румынской стороне выгодные предложения. «Россия скорее враг, чем страж», – писал князь Кароль своему отцу, и эти слова знаменуют важный поворотный пункт во внешней политике Румынии.

Вырвав у Румынии [Южную] Бессарабию, Россия совершила серьезную политическую ошибку. В свое время, настаивая на том, что Австрия должна получить свою часть от раздела Польши, Фридрих II Великий сделал ловкий ход. Россия перестала быть единственной страной, у которой поляки могли бы потребовать освобождения. Такую же возможность упустила Россия из-за своей близорукой политики в Бессарабии. Она могла стать естественным союзником Румынии в борьбе против ее исконного врага – Австро-Венгрии.

У Румынии не было ни исторических, ни географических, ни каких-либо важных межнациональных точек контакта с регионом, расположенным южнее Дуная. Интересы будущей политики могли быть связаны только с сопредельными областями стран-соседей, населенных румынами. Вплоть до Берлинского конгресса такие территории принадлежали Австро-Венгрии, а в результате принятых на нем решений область румынских интересов появилась и в России [124].