Бернард Корнуэлл - Война волка

– Как это бог может быть похож на ребенка? – спросил он.

– А разве вы, христиане, не говорите, что мы должны походить на Христа?

Он нахмурился, чуя подвох, потом неохотно кивнул:

– Нам действительно следует уподобляться Христу, да.

– А когда я был маленьким, – гнул я свое, – ты разве не говорил, что твой пригвожденный бог сказал, будто бы мы должны быть как дети?

Поп некоторое время смотрел на меня, бормоча что-то бессвязное, потом заметил, что на улице нынче похолодало. Я скучаю по отцу Беокке. Он мог бы развеять мои страхи насчет проклятия, но я не в силах был избавиться от уверенности, что судьба моя приняла вдруг неприятный оборот. Все, на что я мог рассчитывать теперь, – это продержаться какое-то время, чтобы найти путь к спасению. Для начала следовало выяснить, находится ли монах Бедвульф в форте Арнборга.

– Эерика, – произнес у меня за спиной Финан.

Я в недоумении повернулся. Мой друг держал за руку сердитую женщину – ту самую, что пыталась убить меня копьем.

– Ее зовут Эерика, – пояснил Финан. – Это жена Арнборга.

– Где Арнборг? – обратился я к ней.

– Охотится на тебя.

– И где именно?

– Где-то.

– Господин, я могу разговорить ее, – предложил Эдрик. Сказал он это по-английски, так что Эерика не поняла его слов, зато все прочитала по его зловещей физиономии.

– Нет, – отозвался я. Спрыгнув со спины Тинтрега и отдав Рорику скакуна, повернулся к Эерике: – Госпожа, вчера ночью мы захватили ферму Халлбьорна. Его жена тоже отказалась отвечать на мои вопросы. Как ты думаешь, что с ней стало?

Эерика не ответила. Женщина она была красивая, лет примерно тридцати, с темными глазами и скуластым лицом.

– Жена Халлбьорна жива, – сообщил я ей. – Как и ее сын. Мы не причинили вреда никому из них, и я уплатил ей серебром за съеденное нами. Ты понимаешь, к чему я клоню? – Она все так же молча смотрела на меня, и я продолжил: – У меня нет желания обижать тебя. Но мне нужны ответы, и я получу их, так или иначе. Это я обещаю. И для тебя легче будет просто поговорить со мной. Так где Арнборг?

– Ушел на восток, – отрезала она.

– Куда?

– На восток, – упрямо повторила женщина.

– Со Скёллем?

– Да, с ярлом Скёллем! И молись, чтобы тебе не пришлось встретиться с ним или с его чародеем!

Она плюнула в меня, но слюна упала не долетев. Упоминание пресловутого чародея Скёлля заставило меня вздрогнуть. Не он ли наслал на меня проклятие? Я подошел к ней, по-прежнему держа в руке Вздох Змея, и заметил ее напряженный взгляд, прикованный к клинку.

– Меня интересует монах-проповедник Бедвульф. Он здесь?

– Так ты за ним пришел? – Она фыркнула.

– Монах здесь? – терпеливо повторил я.

– Он там, – презрительно бросила Эерика, мотнув головой на постройки за господским домом. – В его лачуге, понятное дело.

– В какой именно?

– В самой грязной. И самой маленькой.

– Мы тут надолго не задержимся, – заявил я, вкладывая Вздох Змея в ножны, причем нарочито медленно, чтобы Эерика видела. И она действительно провожала клинок глазами. – Мой меч, – продолжил я, – не окровавлен. Но если кто-то из твоих людей поднимет на нас руку, этот клинок напьется его крови. А если руку поднимешь ты, то и кровь будет твоей. – Я кивнул Финану. – Отпусти ее.

В сопровождении Берга и Финана я прошел мимо господского дома, мимо двух амбаров и кузницы туда, где располагались хижины, служившие домами для воинов Арнборга. Большинство уехало вместе с хозяином на восток, но женщины их остались, и теперь они смотрели, как мы идем к последней хижине – маленькой, крытой соломой лачуге, где из дыры в кровле курился дымок. У дверей валялись недавно сплетенные из прутьев верши. Мрачная женщина подтвердила, что это жилище монаха.

– У них была хижина побольше, – объяснила она. – Но когда другой монах умер… – Женщина пожала плечами.

– Монах здесь? – спросил я у нее.

– Там.

Материалом при строительстве этой лачуги послужили лишь тростник, жерди и глина. Вход оказался такой низкий, что влезть можно было только на карачках. Вместо этого я снова обнажил Вздох Змея и вонзил клинок в поросшую мхом кровлю. С той стороны раздался женский крик. Потом еще один, когда я разворошил солому, проделав в крыше отверстие, а затем расширил его вплоть до дверного проема. Финан и Берг помогли, раскидав доски, прутья и тростник, так что вскоре мы заглянули внутрь лачуги.

И увидели парочку, сидящую в дальнем углу перед очагом, в котором едва теплился огонь. Девушка прижимала к груди платье и смотрела на нас широко раскрытыми испуганными глазами. Рядом с ней, обнимая ее за плечи, сидел такой же испуганный мужчина, которого я не сразу узнал. Я даже огорчился, что вломился не в ту хижину, потому что у приятеля девицы не наблюдалось тонзуры. Напротив, голову его покрывали густые темные волосы. И только когда он поднял взгляд и посмотрел на меня, все сомнения исчезли.

– Брат Бедвульф! – воскликнул я.

– Нет! – Он лихорадочно замотал головой. – Нет!

– Или тебя называть братом Осриком?

– Нет! – взвизгнул монах. – Нет!

– Да! – отрезал я, шагнул в разрушенную лачугу, наклонился и, ухватив брата Бедвульфа за черную рясу, протащил обмякшее тело через тлеющий очаг, так что монах завизжал от боли, а шерстяная ряса занялась. Он взвыл, а девушка ахнула. Я швырнул его на землю среди обломков кровли и стал смотреть, как он катается, стараясь загасить язычки пламени.

– Брат Бедвульф, – обратился я к нему. – Пора нам поговорить.

И мы поговорили.

Дело, разумеется, оказалось в девушке. Звали ее Винфлэд, лет ей было тринадцать или четырнадцать. Невольница-саксонка, тощая, как ободранная ивовая ветка, с большими робкими глазами, вздернутым носиком, рыжеватой шевелюрой и выпирающими зубами на верхней челюсти. Вид у нее был как у заморенной голодом белки, но брат Бедвульф влюбился в нее. Он дал обет безбрачия, что, на мой взгляд, самое глупое из требований, которые христиане предъявляют к своим монахам, но беличья мордочка Винфлэд оказалась куда притягательнее, чем самые священные клятвы пригвожденному богу.

– Я женился на ней, – исповедался он, корчась у моих ног.

– Так ты больше не монах?

– Нет, господин.

– Тогда почему одет как монах? – Я кивнул на обгоревшую рясу с грубым черным капюшоном и подпоясанную веревкой.

Бедвульф поежился – то ли от страха, то ли от холода, сказать не берусь. Возможно, от всего сразу.

– Господин, у меня нет другой одежды.

Белка выпрыгнула из развалин хижины и опустилась на колени рядом со своим возлюбленным. Она склонила голову, протянула бледную ручонку, и Бедвульф принял ее. Обоих трясло от ужаса.

– Девочка, посмотри на меня, – приказал я, и робкие глаза, небесно-голубые, испуганно воззрились на меня. – Ты саксонка?