Уилбур Смит - Падение с небес

– Мы тут вот о чем подумали… не могли бы вы написать коротенькое предисловие к книжке? – спросил Шон, поднимая перед премьер-министром граненый хрустальный бокал пылающего красного вина.

Ян Кристиан Сматс наклонил голову, сидящую на узеньких плечах; в этом его движении было что-то птичье. Он отнюдь не отличался высоким ростом, а руки, лежащие перед ним на столе, казались почти хрупкими; он походил на философа или ученого, и впечатление дополняла аккуратная остренькая бородка.

Впрочем, трудно было поверить, что этот человек мал. В нем чувствовались огромная жизненная сила и колоссальное личное обаяние, что несколько не вязалось с его резким, тоненьким голоском.

– С огромным удовольствием, – ответил он. – Почту за честь.

Казалось, он даже вырос в своем кресле – такова была сила его личности, которую он внушал окружающим.

– Это вы оказываете мне честь, – слегка поклонившись, подал голос сидящий напротив Гаррик Кортни.

Шон с любовью посмотрел на брата. «Бедный Гарри», – подумал он и ощутил укол совести. Но с другой стороны, так думать о нем теперь казалось привычным. Гаррик сильно постарел и ослаб, превратившись в согбенного, седого, высохшего старика, и выглядел даже ниже ростом, чем маленький человек, сидящий напротив.

– Название уже придумали? – спросил Ян Сматс.

– Думаю назвать книгу «Юные соколы». Надеюсь, звучит не слишком пафосно для истории Королевского летного корпуса, как вы считаете?

– Нисколько, – согласился с ним Сматс. – Превосходное название.

«Бедный Гарри», – снова подумал Шон. Много воды утекло с тех пор, как погиб сбитый в воздушном бою Майкл, и эта книга заполнила страшную пустоту, оставленную в душе Гаррика смертью сына. Но удар оказался силен, и Гарри сильно сдал и постарел. Книгу он написал в память о Майкле и, конечно, вложил в нее всю свою огромную любовь к сыну. «Эту книгу я посвящаю капитану Майклу Кортни, кавалеру креста „За летные боевые заслуги“, юному соколу, который никогда больше не взлетит в синее небо». На Шона тоже нахлынуло горестное чувство утраты, и ему пришлось сделать усилие, чтобы подавить его.

Это не укрылось от его жены, сидящей на другом конце стола. За долгие годы совместной жизни она прекрасно изучила его и по малейшим движениям мускулов на лице, как по книге, читала, что творится у него на душе. Она сочувственно улыбнулась ему и увидела, что он ей ответил: широкие плечи расправились, он тоже улыбнулся в ответ, сжав челюсти, скрытые огромной бородой.

Руфь искусно сменила тему:

– Гарри, генерал Сматс пообещал прогуляться со мной сегодня по саду, хочет посоветовать, куда посадить протеи [11] Протея – южноафриканский цветок, символ ЮАР. , которые он привез со Столовой горы. А вы ведь у нас тоже известный ботаник. Хотите пойти с нами?

– Я еще раз предупреждаю вас, дорогая Руфь, – быстро, но веско сказал Ян Сматс, – у меня мало надежды, что они приживутся.

– Может быть, только рядом с леукадендронами, – осмелился предложить Гарри, – если найдем там прохладное местечко посуше.

– Именно! – согласился генерал.

Они тут же пустились в оживленную дискуссию. У Руфи получилось это столь ловко, что казалось, она вообще тут ни при чем.

Шон приостановился на пороге кабинета и долгим, медленным взглядом оглядел комнату. Как и всегда, ему доставляло особое удовольствие снова входить в это святилище.

Стеклянные двери выходили теперь на многочисленные клумбы с цветами, орошаемые высокими струями фонтанов, и благодаря толстым стенам в комнате оставалось прохладно даже в дремотной тишине африканского полудня.

Он подошел к письменному столу, массивному, темному и отполированному так, что он светился даже в прохладном полумраке, и опустился в кресло с вращающимся сиденьем, с удовольствием ощущая под собой мягкую, податливую кожу.

Справа, аккуратно сложенная на серебряном подносе, его ждала дневная почта. При взгляде на нее Шон вздохнул: несмотря на тщательный отбор, проделанный старшим клерком в его городском головном офисе, тут еще оставалось не меньше сотни конвертов.

Он еще потянул время, медленно крутанулся в кресле, еще раз оглядывая кабинет. Трудно поверить, что все это убранство спроектировала и декорировала женщина, – разве что женщина эта так любит и понимает своего мужчину, что способна предвосхитить его малейшие прихоти и фантазии.

Бо́льшая часть книг стояла на полках в темно-зеленых кожаных переплетах, на корешках красовался оттиснутый сусальным золотом герб Шона. Исключение составляли три высоких стеллажа, до самого потолка, с первыми изданиями, посвященными Африке. Его агент в Лондоне и еще один в Амстердаме получили от Шона карт-бланш на поиски этих сокровищ. Тут имелись первые издания произведений Стэнли, Ливингстона, Корнуоллиса Харриса, Бёрчелла, Мунро, а также почти все другие когда-либо публиковавшиеся книги исследователей или охотников Африки с автографами авторов.

Деревянные панели между стеллажами были увешаны картинами ранних африканских художников; полотна Бейнса светились, как драгоценные камни, своими яркими красками и наивными, почти детскими изображениями животных на фоне дикой природы. Одно из них, вставленное в изысканную резную раму из родезийского красного дерева, содержало подпись: «Моему другу Давиду Ливингстону от Томаса Бейнса».

Эти узы, связывающие его с историей родной страны, с ее прошлым, всегда приятно согревали Шона; входя сюда, он частенько впадал в состояние тихой мечтательности и грез.

Толстое ковровое покрытие скрадывало шаги, но в воздухе уже распространился легкий аромат духов, предупреждая Шона об ее присутствии, и он снова развернулся к столу. Она стояла возле его кресла, все еще тоненькая и стройная, как девочка.

– А я думал, что ты отправилась погулять с Гарри и Яном.

Руфь улыбнулась, и ему показалось, что она все так же юна и прекрасна, как много лет назад, когда он впервые увидел ее. Прохладный полумрак комнаты скрывал тонкие морщинки в уголках ее глаз и серебристые прядки в темных волосах, зачесанных назад и прихваченных ленточкой на затылке.

– Они там ждут меня, а я вот удрала на минутку, хотела убедиться, что ты получил все, чего хотел.

Она улыбнулась ему, выбрала в серебряной коробке сигару и принялась обрезать ее.

– Мне понадобится час, а то и два, – сказал он, бросая взгляд на кучу писем.

– Что тебе действительно нужно, Шон, так это помощник.

Она аккуратно обрезала сигару.

– Этим молодым нельзя доверять… – проворчал он.

Она легко рассмеялась, вложив сигару ему в рот.

– Ты говоришь как какой-нибудь замшелый старик. – Она зажгла спичку и сперва отвела руку в сторону, подождав, пока прогорит сера, а потом поднесла огонь к кончику сигары. – Недоверие к молодым – признак старости.