Уилбур Смит - Падение с небес

Дед его был человеком привычки во всем, даже в одежде и в ежедневных дневных ритуалах. Странствуя по знакомой дороге или возвращаясь туда, где однажды уже побывал, он всегда делал привал в одном и том же месте.

Марк направился прямо к старой его стоянке, туда, где сливаются оба притока реки и она делает поворот. Паводковые воды вымыли здесь крутой и высокий обрыв, а берег над ним представлял собой обширный плоский участок, утопающий в тени тутовой рощи; толщина стволов отдельных деревьев не уступала колонне Нельсона на Трафальгарской площади, и прохладная зеленая тень под их кронами, казалось, непрерывно бормотала что-то жужжанием и шорохом насекомых и воркованием пурпурных голубей.

Почерневшие от копоти камни все еще оставались там, хотя сам очаг слегка развалился. Марк вернул камни на место, и очаг принял правильный вид.

Вокруг было полно дров: сухостоя и упавших деревьев, отдельных веток, коряг, занесенных половодьем и оставленных на высоком берегу.

Марк набрал в реке воды и поставил котелок на огонь, чтобы заварить чая. Из бокового кармана ранца достал папку с бумагами, скрепленными зажимом, уже захватанными пальцами и слегка потрепанными, которые прислала ему Марион.

«Копия показаний, собранных судебными следователями в ходе расследования смерти Джона Андерса, эсквайра, хозяина фермы Андерсленд Ледибургского округа».

Марион Литтлджон старательно перепечатывала документ во время обеденного перерыва, и получившийся текст выдавал, насколько слабо она владела машинописью: здесь имелось множество подчисток и исправлений.

Марк так часто перечитывал этот документ, что вызубрил его почти наизусть, вплоть до не относящихся к делу пометок на полях.

Мистер Грейлинг (старший). Мы остановились на берегу реки Бубези, господин судья…

Магистрат. Я не судья, сэр. Обращайтесь ко мне «ваша милость».

Но сейчас он снова начал с самого начала, читая как можно более внимательно – в попытке найти хоть какую-нибудь зацепку к тому, что он искал, но мог пропустить прежде.

Тем не менее всегда возвращался все к тем же репликам.

Магистрат. Свидетель, прошу вас не называть покойного «старик», зовите его словом «покойный».

Мистер Грейлинг (старший). Простите, ваша милость. Покойный ушел из лагеря в понедельник рано утром, говорит, мол, хочет антилопу куду поискать у водораздела. И вот где-то как раз перед обедом вдруг слышим выстрел, и мой мальчик, Корнелий, он и говорит: «Похоже, старикан кого-то подстрелил»… прошу прощения, я хотел сказать «покойный».

Магистрат. А вы в это время все еще оставались в лагере?

Мистер Грейлинг (старший). Да, ваша милость, мой мальчик и я, мы резали мясо и развешивали, чтобы провялилось, в тот день мы никуда не ходили.

Марк представил себе эту картину: они разделывают тушу убитого зверя, длинными полосками нарезают сырое красное мясо, замачивают в ведрах с рассолом, а потом развешивают гирляндами на ветках деревьев – такие сцены с обилием крови он много раз видел прежде. Когда мясо высыхает, превращаясь в черные палочки, похожие на жевательный табак, его укладывают в джутовые мешки, грузят на вьючных ослов и увозят. При сушке свежее мясо теряет три четверти веса, и конечный продукт очень ценится по всей Африке и продается по столь высокой цене, что браконьерство считается весьма прибыльным делом.

Магистрат. Когда вы стали беспокоиться об отсутствующем покойном?

Мистер Грейлинг. В общем, так: в тот вечер он в лагерь не вернулся. Но мы не очень-то волновались. Подумали, что он, наверно, долго искал убитого зверя, а потом решил переночевать на дереве.

Далее в свидетельских показаниях следовала фраза:

Мистер Грейлинг (старший). В общем, нашли мы его только на четвертый день. Где искать, нам показали трупожоры… прошу прощения, стервятники. Он, видать, хотел забраться на гору, а место выбрал нехорошее; мы нашли, где он поскользнулся, и ружье все еще находилось под ним. Скорей всего, мы и слышали этот выстрел… ну и похоронили его прямо там… понимаете, его уже нельзя было переносить… эти птицы постарались, да и жара тоже. Мы поставили хороший крест, я сам вырезал его имя и прочитал молитву.

Марк снова сложил бумагу и сунул обратно в ранец. Чай уже заварился, и он разбавил его сгущенным молоком и подсластил тростниковым сахаром.

Дуя на кружку и прихлебывая сладкий напиток, Марк размышлял над тем, что ему удалось выяснить. Значит, скалистый гребень горы, нехорошее место в пределах слышимости выстрела от стоянки, где он сейчас сидит; возможно, пирамида из камней и деревянный крест, скорей всего давно съеденный термитами.

На поиски у него есть месяц, хотя он не вполне уверен, что этого времени хватит. С такими скудными данными тут можно и год проискать, если не повезет.

А если и повезет, он все равно не знал, что делать дальше. Но главное – отыскать место, где лежит дед. А уже потом ясно будет, что делать дальше.

Сначала Марк обследовал гребни и скалистые участки на южном берегу реки. Десять дней он лазил вверх и вниз по неровным краям бассейна реки; ступать по мелким осколкам геологических пород оказалось очень непросто, и к концу этого времени он истощал, как борзая, лицо и руки загорели, приобретя цвет корочки свежеиспеченного хлеба, а подбородок и щеки покрылись темной бородкой. Штанины были в клочья изорваны жесткой, острой как бритва травой и колючим кустарником держидерево, метко прозванным «погоди-постой»; то и другое цеплялось при малейшем движении.

В бассейне реки в изобилии водились птицы. Жизнь пернатых здесь не умолкала, даже в самый разгар жаркого дня воздух звенел от их криков – слышались и печальные переливы лесной горлицы, и монотонное пение белоголовой скопы, кружащей высоко в небе. Ранним утром и прохладными вечерами буш оживал: всюду мелькали разноцветные, как драгоценные камни, перышки, алые грудки невозможно красивых африканских трогонов, в стародавние времена названных одним из путешествующих орнитологов в честь готтентотской красавицы Нарины Трогон; металлический блеск нектарницы, когда она зависает над жемчужной чашечкой благоухающего ароматом цветка вьющегося растения; красные кардинальские шапочки маленьких крапчатых дятлов, яростно стучащих по дереву; а в камышах у самой реки чернело роскошное длинное оперение хвоста бархатного ткача. Все это скрашивало утомительные часы долгих поисков Марка, и сотню раз за день он останавливался и восхищенно предавался созерцанию этих прелестных божьих созданий.

Зато крупные животные попадались редко, хотя следы их пребывания встречались везде. Крупные блестящие шарики помета антилопы куду, разбросанные вдоль тайных ее троп по всему лесу; высохший кал леопарда, смешанный с волосками убитого и сожранного им бабуина; оставленные белым носорогом целые горы разбросанного помета, копившегося здесь годами, поскольку это странное животное, желая облегчиться, каждый день приходит на одно и то же место.