Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Наконец девушкам объявили, что все, красавицы, работа окончена, завтра еще полдня и шабаш: после обеда всем расчет, получайте свои капиталы — и до следующей осени.

Тут Дениз поняла, что она в полном тупике. Ехать ей было абсолютно и совершенно некуда. Люси, которая знала и понимала ее ситуацию (не всю, про Клода Дениз никому ни словечка), звала новую подругу с собой — погулять несколько дней в Марселе, а потом поехать навестить бабушку с дедушкой (бабушка Бриджита и дедушка Кристоф жили где-то за Вэ). На зиму Люси подумывала пристроиться в Тулузе, знала, что на консервную фабрику будут брать работниц. Непоседливый характер Люси не давал ей долго засиживаться на одном месте. Будь она не девушкой, а парнем, пошла бы в матросы, как брат Туссен.

Но если ехать с Люси в Марсель и дальше, то что же с Клодом, неужели впереди разлука? Может быть, ей стоит попроситься служанкой на местную ферму и получить крышу и еду и свободные вечера с ним? Но ведь день скоро станет совсем коротким, для позирования у нее совсем не останется времени.

Вечером в тот день Клод, против своего обыкновения, не стал мучить ее поисками подходящей позы. Дениз спокойно сидела на пеньке, а Клод даже кисть в руки не брал. Он просто смотрел на свою картину, на рощу, трепещущую листву, чуть слышно шуршащие под ветерком кусты, и, наконец — о чудо! — обратил внимание на девушку.

— Что, Дениз, измучил я вас сеансами?

— О, Клод, что вы! Я с радостью…

— Знаю, знаю, измучил. Позировать — очень утомительно. Сам когда-то позировал, на учение деньги собирал.

— Клод, я…

Клод не дал ей договорить. Он подошел к ней, остановился в двух шагах.

— Эскизы закончены, Дениз. Спасибо вам. Без вас — не знаю, что бы и делал.

— А что же теперь?

— Теперь мне в Париж возвращаться надо. Писать картину. Выставка открывается через месяц, времени у меня будет впритык.

— И… И вы уезжаете?

— Да, завтра утром. Спасибо вам за все. Куда я смогу вам написать? Вы мне дадите адрес? Или тетя не позволит? — улыбнулся Клод. — Вот возьмите мой, это на Монмартре. Будете в столице, заглядывайте. И еще вот… У меня для вас маленький подарок, возьмите.

Клод сунул ей в руки небольшую коробочку, быстро сложил мольберт и почти побежал по тропинке через рощицу.

Первым движением Дениз было — догнать, окликнуть, но… она словно оцепенела. И фигура Клода с мольбертом под мышкой быстро потерялась в уже желтеющем прибрежном кустарнике.

Вот так — до свидания, и все? Значит… значит, она себе только вообразила, что нравится ему, что между ними тонкой ниточкой возникло теплое чувство? Или она что-то не так сделала? Но что? Почему он не сказал? Сунул какую-то коробку… Тут она сообразила: надо посмотреть, что там. В картонной коробочке оказался прехорошенький узорный медальон, искусно вырезанный из палисандра, на резной деревянной цепочке, а в нем… Дениз просто обмерла от восхищения: ее портрет! И такой красивый! Она была нарисована сидящей на берегу в лучах заходящего солнца, а в руках у нее — букетик полевых цветов. Когда же он успел? А это что? В коробочке обнаружился еще сложенный листок. Письмо! Она присела на поваленное дерево и торопливо развернула бумагу.

Дорогая Дениз!

Не сердитесь на меня за мое поспешное бегство, ибо сбежал я в большей степени от себя самого. Ну что я могу Вам дать — бедный неприкаянный художник, вечный бродяга? Голодную жизнь в сырой мансарде, пропитанной запахом красок? Да и Ваши родные никогда не согласились бы на наш союз. Они, конечно, желают Вам хорошей партии с равным по положению и по возрасту избранником. Вы так молоды, дорогая, Вы так прекрасно, соблазнительно и жестоко молоды… И так прелестны! Поверьте глазу художника — Вы будете ослеплять и пленять и в юности, и в пору расцвета, и в пору сияющей зрелости…

Вас еще ждет настоящая любовь и долгая счастливая жизнь, и я всей душой желаю Вам этого. А когда Вы встретите Его, настоящего — подарите ему этот портрет, написанный с чувством искренней и чистой привязанности.

А если жизнь будет немилосердна к Вам, помните, всегда помните — в Париже на Монмартре у Вас есть верный и надежный друг, к которому Вы всегда можете прийти с бедой или огорчением. Простите меня и поверьте, что я всегда буду вспоминать Вас с чувством светлой грусти по Несбывшемуся.

Дениз сидела на бревне, пока золотая роща не посинела и от воды не потянуло свежестью. Значит, она сама разрушила свое счастье! Зачем, зачем она выдумала эту глупую чушь про богатого папочку-землевладельца? Если бы он знал, что она беднее церковной мыши, да еще одна-одинешенька в целом свете — он не отступился бы от нее! Слишком молода! Можно подумать, он так стар! Старше от силы лет на десять, разве это препятствие? А бедностью ее не испугать… И вот все потеряно.

С тяжелым чувством пустоты на сердце она надела и опустила внутрь блузы медальон (дерево казалось теплым, словно хранило тепло его рук), сунула письмо за корсаж и поплелась в поселок.

В бараке кипела жизнь: девушки собирали вещички, сдирали со стен литографии мадонн, вытаскивали из-под кроватей корзинки и вязали узлы. Все это сопровождалось веселым гамом и щебетом. Смуглая веселая Люсиль деловито гладила блузку тяжелым чугунным утюгом.

— Ну что, пичужка? Все бродишь? А собираться кто будет?

— Да мне и собирать-то особо нечего, — бледно усмехнулась Дениз. — Не нажила добра. Завтра вот получим расчет, надо будет купить что-нибудь потеплее на зиму.

— А как же, вот приедем в Тулон — и сразу по магазинам! — вдохновенно возвестила Люсиль. — Я тоже обтрепалась на этом солнцепеке, да и в парикмахерскую зайти не мешает, обросли мы тут, как звери лесные… — Она отбросила назад свои взлохмаченные черные кудри. — Ну что, подруга, надумала — поедем вместе? Или у тебя свои планы?

— Какие там у меня планы! Поедем, конечно. А куда?

— Да ты что, забыла? Ведь я тебе сколько уж толкую — погуляем денек-другой в Марселе, а потом завернем к моим. Познакомлю тебя с бабкой и дедом. Они у меня замечательные!

— А это удобно? — вяло спросила Дениз, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Да что ты! Они еще как рады будут. И тебе понравятся. А что это ты какая-то… грустная? Не заболела?

— Устала. Знаешь, Люсиль, я, пожалуй, посплю.

И Дениз поспешно улеглась на свою койку — разговаривать сейчас было выше ее сил, даже с Люси. А догадливая Люси не стала приставать — это вообще было не в ее правилах: захочет, расскажет сама. Ясно ведь — что-то у нее на душе неладно.

Назавтра к полудню работы на винограднике были закончены. К вечеру погрузили последние корзины, работницы получили расчет в конторе. А потом, по традиции, им позволили набрать немного винограда из оставшегося на лозах. Девушки, которые ехали прямо домой, увлеченно высматривали и собирали в корзинки незамеченные при уборке гроздья. Люсиль и Дениз большие припасы в дорогу были ни к чему, и они, набрав немного медово-сладких ягод, уселись на разогретом ласковым осенним солнцем пригорке. Люсиль, как бы невзначай, принялась рассказывать про своего жениха, матроса, плававшего на одном корабле с ее братом Туссеном.