Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Луиза пыталась энергично помогать агентам, распорядилась хорошо накормить их самих и собаку, и за всей этой суетой почти не обратила внимания на привезенную почтальоном телеграмму из Дакара. Ну, подумаешь, новости — мать Эмилия, наверное, сообщала о благополучном прибытии.

Уже вечером, когда суматоха улеглась и полицейские уехали (увы, ничего нового обнаружить на месте преступления не удалось, а собака не смогла взять след по росистой траве), в комнату Зузу постучалась сестра Елена.

— Каваньяк, вы спите?

— Нет, сестра Елена. Я думаю о Мими… о Нартен. За что ее все-таки исключили? И куда она теперь поехала?

— Вы были дружны с нею?

— Да, очень. Вы, наверное, помните, я, когда только поступила сюда, была толстенькая и неуклюжая, девочки смеялись надо мной. А Мими не смеялась. И мне так нравилось разговаривать с ней, она так много знала и так много читала. А теперь…

— Не переживайте, Каваньяк. Нартен домой поехала. Мать Луиза еще вчера вечером попросила меня узнать о поездах до поместья ее родителей. Поезд оказался только утром, поэтому ей и дали спокойно переночевать. А я в тот же вечер позвонила туда и предупредила, чтобы ее встретили.

— За что ее исключили, сестра Елена? Мать Луиза говорила такие страшные слова: «ехидна», «скверна», чуть ли не «порождением дьявола» называла. Ведь Мими совсем не такая!

— Я не знаю, Каваньяк. Я видела только, что мать Луиза была очень сердита вчера вечером. Вы знаете, мать настоятельница обычно подает нам всем пример выдержки, но вчера она мне показалась взволнованной. Видимо, Нартен действительно натворила нечто такое, что даже мать Луиза не смогла простить. Я буду молиться за Нартен завтра утром.

— Да, сестра Елена, и я, и я тоже буду. Ведь правда, наши две молитвы будут сильнее, чем одна ваша?

Сестра Елена устало улыбнулась.

— Правда, дитя мое. Ведь ты же помнишь, как сказал Он: «Блаженны чистые сердцем».

Зузу, казалось, не очень увлекла идея о блаженстве чистых сердцем. Она чуть смешалась, замолчала и глядела некоторое время на монахиню с некоторым смущением. Сестра Елена, однако, не заметила накладки:

— Каваньяк, вы не знаете случайно, кто такой Франсуа де Нартен? Он не родственник воспитанницы… бывшей воспитанницы Нартен?

— Знаю! Конечно, знаю. Это ее отец. Мими рассказывала, он — отважный морской капитан. Что с ним?

— Понимаете, я сегодня разбирала почту и там была телеграмма из Дакара. Мать Луиза ее отложила в сторону и не стала открывать. А я все письма и телеграммы, пришедшие в монастырь, в специальную книгу записываю и ту телеграмму открыла. Телеграмма оказалась для Нартен и подписана была «Франсуа де Нартен».

— И что же, что же там было? Неужели отец Мими нашелся!?

— Я не помню уже дословно, но он написал, что с ним все в порядке, он здоров и скоро должен вернуться во Францию. Впрочем, Нартен уже должна быть дома и все эти новости наверняка знает. Спокойной ночи, Каваньяк. — Сестра Елена перекрестила воспитанницу и, мягко ступая, вышла в коридор, затворив за собой дверь.

Зузу переживала принесенную новость. Мими так ждала своего отца, так ждала, и вот оно — долгожданное известие, а Мими нет. Конечно, сестра Елена говорит, что Мими уже дома и знает про отца… Но Зузу почему-то терзало не очень доброе предчувствие.

Мими об ограблении и о телеграмме узнать не успела. С заветным сундучком у ног она сидела на скамеечке городского вокзала и ждала поезда. Час назад сестра Елена привезла ее сюда, отдала билет на перпиньянский поезд, сверточек с едой, полуискренне пожелала ей удачи и уехала обратно в монастырь. А еще за час до того, совсем ранним утром, ее неожиданно разбудили, мать Луиза объявила об «исключении воспитанницы Нартен из школы за безнравственное поведение и вредное влияние на других учащихся», дали время на молитву, умывание, одевание и сборы и… прощай, монастырь. Даже попрощаться ни с кем не позволили.

Чего только не происходит на вокзале!

Может случиться нежданная встреча, а может и не случиться. И как пойдет жизнь, зависит порою от сущего пустяка — от железнодорожного расписания.

Поезд Тулон — Перпиньян, сновавший ежедневно по побережью, ожидался не раньше половины десятого. А в десять минут десятого на платформе появились Николя и Этьен. Они были радостно взволнованы, громко говорили, смеялись. «Ну ты вообрази, какая удача, — возбужденно втолковывал Николя Этьену, — ведь прямо на подоконнике лежала. Как будто специально для нас подложили!» Узнав от дежурного, что поезд Перпиньян — Тулон подойдет с минуты на минуту, Этьен побежал к кассе. Николя прошелся по платформе и… замер перед скамейкой. На скамейке сидела, тиская в руках пакетик, с сундучком у ног, понурая девушка в коричневом платье. И эта девушка была Николя знакома.

Мими наконец подняла голову и… Она даже вздрогнула от неожиданности. Потому что увидела перед собой Того Самого молодого человека, который когда-то давно, сто лет тому назад, подобрал ее розу! Николя быстро сделал шаг вперед:

— Приветствую вас, мадмуазель, — улыбаясь, сказал он. — Не пугайтесь! Вы не узнали меня? Я племянник почтеннейшей матери Эмилии, Николя де Сансе. Вспомнили?

— Конечно!.. — пролепетала Мими. — Здравствуйте…

— Куда же едет столь молоденькая особа одна в этот ранний час? Или вы не одна?

— Одна. Домой. Меня выг… я больше не буду учиться в монастыре. Вы не знаете, скоро ли поезд на Перпиньян?

— Не знаю, но могу узнать! С удовольствием окажу вам хотя бы маленькую услугу! Может быть, вам нужно что-то еще — лимонад, мороженое? А может быть, вы позволите вас проводить? У вас уже есть билет?

Тем временем Николя косил глазом — где Этьен. Как быть? Избавиться от него и поехать провожать Мими? Черт бы с ним, с кладом и всеми этими тайнами… Николя уже потихоньку начал охладевать ко всем этим авантюрам и жалеть, что связался с Этьеном. Правда, есть еще Марина… Но это можно как-нибудь уладить. Марина показалась ему сейчас такой далекой и чужой, а Мими была так трогательно беззащитна. И хороша…

— Нет, что вы, благодарю, не нужно, — бормотала Мими. Она сама не знала, хочется ей, чтобы Николя провожал ее, или это будет неудобно. Она еще никогда не разговаривала с молодыми людьми в такой ситуации — приятели брата ведь не в счет, мальчишки просто. О чем положено с ними разговаривать? Этому в монастыре не учили, больше упирая на коварство мужчин как таковых и девичью неприступность. Но на вокзале было так одиноко и бесприютно, она казалась себе такой маленькой и затерянной в огромном безразличном мире… А Николя, герой ее воображения, был так вежлив, и кроме того — он же племянник матери Эмилии! Что плохого, если она позволит себя проводить?