Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Вспомнив угрозы кондуктора сдать ее в полицию, Мими решила не попадаться жандарму на глаза: вдруг спросит билет, а билета-то и нету! Она перехватила сундучок поудобнее и вышла.

Некоторое время она бездумно брела и рассматривала тесные улочки маленького городка. Ослепительно белые дома, повитые чем-то цветущим и розовым, в садиках — взбитая пена кустов, за заборчиками — кресла-качалки, тазы и развешанное разноцветное белье, а кое-где даже огороды с грядками капусты… Уютный городок, а я даже не помню, как он называется… — отрешенно подумала Мими. Безвыходность ситуации доходила до нее как-то волнами, родной дом, еще утром казавшимся таким близким, отдалился куда-то в неизвестность, сундучок оттягивал руки, солнце садилось. Мими совсем оцепенела душой, она даже не вспомнила, что с утра ничего не ела.

В сумерках улицы стали загадочными, белые домики посинели. Она шла все медленнее, не понимая, куда. Надо вернуться на вокзал! Наверное, жандарм уже ушел. Мими повернула назад и пошла быстрее, пытаясь вспомнить свой путь, но улицы казались такими одинаковыми, в окнах домов зажглись желтые огни, а на редких столбах — газовые фонари, отчего все как-то совсем изменилось. Всюду протянулись длинные тени, пламя в фонарях трепетало от ветра, тени качались и дрожали. Ей стало жутко. Нужно спросить, где вокзал, подумала она, только у кого? Прохожих, как назло, не было ни души.

Вдруг в конце квартала послышалось пение и хохот — там появилась компания развеселых молодых людей. «О, красотка! — взревел один из них. — Спорим, Фернан, я ее поцелую?» — Мими словно кипятком ошпарило, она почти бегом, насколько позволял ставший совсем тяжелым сундучок, метнулась в переулок, где было совсем темно. Голоса приближались, и она в панике протиснулась в какие-то густо поросшие диким виноградом воротца и затворила их за собой.

Шумная компания прошла мимо, забыв о ней, но Мими стояла с колотящимся сердцем. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела среди деревьев темный силуэт небольшого домика с квадратиками желтых окон, ровные полоски на земле — это был огород, а на грядках… на грядках, неподвижно раскинув руки, стоял человек! Сердце Мими ухнуло в пятки, она даже дышать перестала. Отчего-то это было очень страшно — человек стоял, растопырив руки, и не двигался. Прошла целая вечность, человек все стоял… и Мими поняла, что это просто огородное пугало! Вот трусиха!

У нее не было сил даже засмеяться. Она сделала несколько шагов по вымощенной дорожке садика и увидела скамейку, на скамейке лежала подушка, соломенный капор и сидел большой кот. Вид кота почему-то успокоил ее, она устало плюхнулась на скамейку и поставила наконец сундучок. Ноги гудели, руки просто отрывались от усталости. Кот подошел к ней и ткнулся носом в плечо. «Раз кот меня не боится, значит, тут живут добрые люди», — смутно подумала Мими, но это была последняя ее мысль — молодой организм, измученный треволнениями, блужданием по городу и последним испугом, взял свое, и она уснула, положив руки и голову на сундучок.

Если Николя расстался с Этьеном не без удовольствия, то и Этьен был доволен, что избавился от молокососа. В последнее время чары Марины и ее мимолетные взгляды не на шутку брали его за душу. Он чувствовал, как, вопреки его намерениям, из сообщницы она становится для него чем-то гораздо большим. Конечно, многое тут было от обычного «мужского» комплекса, повелевающего пытаться крутить роман с любым существом, что движется и носит юбку. Хотя бы для того, чтобы пополнить пресловутый «донжуанский список» и немедленно забыть об этом. Но…

Марина была не любая. Остроумная, ироничная и уверенная в себе, она умела в нужные моменты сделаться слабой и беззащитной, а когда ему казалось, что она уже всецело в его власти — вновь ускользнуть, смеясь. И после редких опьяняющих ночей, в которые она, казалось, принадлежала ему без остатка, наутро Марина снова становилась насмешливой и неприступной. А когда он полушутя упрекнул ее в том, что она слишком рьяно отнеслась к «приручению» Николя, она смерила его взглядом и таким тоном спросила «а вам-то что до этого, дорогой мой?» — что его словно ледяной водой окатило. Идя к ней, Этьен никогда не знал, встретится он с игривой кошечкой, деловой дамой или с капризной и гордой шамаханской царицей. Это не на шутку зацепляло его, к тому же ему был необходим ее ум, ее энергия, ее трезвый и циничный взгляд на жизнь. Одним словом, Этьен попался.

С вокзала он, схватив такси, направился прямо к ней, прихватив по дороге букетик фрезий в гофрированной бумаге. Марина читала журнал в своей стильной гостиной на диване синего бархата, на ней было «маленькое черное платье» и газовый шарф. Увидев фрезии, Марина сморщила тонкий носик, и, отставив руку, повертела букетик как редкий экземпляр чего-то курьезного. Но все же позвонила в звонок и велела горничной поставить их в вазу.

— Ну, как ограбление века? — поинтересовалась она, став преувеличенно серьезной. — Есть трофеи? Погони не было? Вы отстреливались? Вам пришлось прыгать с крыши прямо в седло?

— Все прошло блестяще! Если у нас ничего не выйдет с нашими поисками, все равно кусок хлеба мне обеспечен: пойду во взломщики! Два года назад у профессора рукопись «взял», теперь — монастырь! Вот только напарника порасторопнее подыщу… Однако я голоден. Дорогая, не перекусить ли нам в «Кошке на крыше», там всегда были чудные устрицы. Ведь уже сентябрь. Буква «Р» присутствует.

— Вы рискуете, мой дорогой Этьен. Я тоже люблю устрицы, спаржу и шампанское! И пока фигура мне позволяет, не намерена отказывать себе в этом!

— Ваша фигура позволяет значительно большее! — буркнул Этьен. — Идемте. Там я расскажу вам всю эпопею. Надевайте ваш котелок.

Марина негодующе фыркнула и дернула плечом: такие шляпки только-только вошли в моду и были они ей удивительно к лицу. Не опускаясь до припудривания носа, она вонзила пальчики в локоть Этьена, и он почувствовал странный душевный подъем. Схватив за плечи, он повернул ее к себе и впился в пухлые губы. Марина вырвалась и залепила ему пощечину. Молодой человек понял: покорить ее можно только силой. Крепко сжав ее локоть, он провел рукой по стройному бедру девушки снизу вверх и смело посмотрел в ее заблестевшие от гнева глаза.

— Негодяй, маньяк, животное, — спокойно сказала она. — Заприте хотя бы дверь!

Платье пришлось надевать другое. В ниспадающем балахончике из волнующейся ткани в экзотических желтых пятнах Марина выглядела ничуть не хуже. Вместо шляпки-кастрюльки она повязала тюрбан, который Этьену немедленно захотелось стащить, но он был реалистом и знал меру: Марина была человеком действия. Пора было заняться делами.