Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Франсуа прошел на бак, с наслаждением подставляя иссушенное африканским солнцем и болезнью лицо свежему ветру, но пару раз, оступившись, коснулся троса рукой. «Отвык», — с неловкостью подумал Франсуа. Он увидел сидящего на бухте свернутого каната своего старшего помощника:

— Что, Жан-Поль, нелегко быть пассажирами?

— Да уж… — неохотно ответил помощник, но встал, приветствуя капитана. Море вернуло ему чувство субординации. — Не думал, что возвращение будет таким.

— Похоже, обойдемся без фанфар в Марсельском порту, — Франсуа остановился у борта и посмотрел на волны. Ничего страшного, волнение около 4 баллов, ветер ровный, без порывов, «Святому Доминику» ничего не угрожает. И капитан на мостике, а не в трюме.

Франсуа снова усмехнулся:

— Меня все не оставляет мысль о младшем помощнике. Я дал слово его отцу сделать из Мориса настоящего моряка, и не знаю теперь, как посмотрю ему в глаза. Что произошло, когда нас закрыли в трюме? Неужели Морис погиб? И неужто никто из старых членов команды не смог оказать сопротивления, когда нас так ловко изолировали?

— Я смотрел сейчас на берег и тоже думал об этом, — сказал Жан-Поль. — Когда мы выбрались на палубу, на судне ведь уже никого не увидели. Да и уцелели только потому, что, смытые в воду, уцепились за остатки бортовой обшивки, которая послужила нам плотом.

— Ну да… Хотел бы я понять, для чего это все было затеяно? Какой-то средневековый бред!

Жан-Поль пожал плечами:

— А мы все это время пробыли в прошлом. Этакое смещение времен.

— Да, но что интересно… — Франсуа отвернулся от волн и посмотрел на помощника, — когда я был в беспамятстве, как вы мне говорили, мне казалось, что я на самом деле нахожусь в другом времени. То ли болезнь, то ли цветы шамана могли вызвать галлюцинации. У цветов такой сильный и пряный запах, мне казалось, я его знаю давно, он был мне как будто знаком.

— Не знаю, у меня не возникло никаких ассоциаций, — не согласился с ним лейтенант.

— Думаю, что в Африке есть много загадок, — настаивал капитан. — Местные племена так чувствуют природу, что, мне кажется, им не нужны никакие блага цивилизации. Вернее, современной цивилизации. Что она им принесет? Единобожие? Штаны вместо набедренной повязки? Новую еду? Их желудки ее не переварят. Свои болезни они научились лечить сами. Зачем им наши лекарства, они могут быть для них отравой. Впрочем, как и для нас. Не знаешь, что лучше — потрястись несколько дней в лихорадке или пожелтеть от постоянного приема хины.

Франсуа вспомнил Эмилию. Сейчас она разбирает, наверное, свои ящики с лекарствами. Не думал он, что их встреча будет такой прохладной. За прошедшие годы де Нартен так и не понял, для чего нужно было самоотречение красивой, умной, любознательной Эмилии от любви, счастливой семейной жизни, собственных детей. Ведь она любила его, он это знал.

Когда Эмилия заговорила о Мими, взгляд ее строгих глаз потеплел, а в голосе прозвучал упрек ему: как можно было не замечать чувствительной натуры Мими, ее привязанности к матери, к нему, к дому? Видно было, что она привязалась к его дочери.

— Вы не узнаете Мими, дорогой Франсуа, когда встретитесь с ней. Она стала совсем взрослой, и она очень красива. Полюбите ее по-настоящему, Мими заслуживает этого, Франсуа.

Капитан вздохнул. Что-то не так было в его прошлой жизни. Он чувствовал, как изменили его события последних месяцев. За Мими он был как раз спокоен больше, чем за мальчиков. Они растут и взрослеют, окруженные только женщинами, куда это годится? А Мими через год-другой выйдет замуж, женихи найдутся. Взять хотя бы Мориса: вполне бы подошел, у Франсуа не раз возникала эта мысль при взгляде на младшего помощника. Что с ним? Неужели погиб?

Де Нартен плохо представлял себе, что скажет отцу Мориса, вернувшись во Францию. Судьба накрывает его лавиной моральных долгов. Надо стиснуть зубы и все перетерпеть, обдумать, жизнь не кончена, просто начинается новая. Похоже, он наделал много ошибок.

— Может быть, именно дикари находятся на вершине развития, если этой вершиной считать единение с природой. — Франсуа попытался продолжить разговор. — Мы вмешаемся в сложившиеся отношения, принесем им новые болезни, сами будем болеть, но гордиться тем, что ходим в жару в сюртуках.

— Франсуа, прогресс цивилизации нельзя остановить, о чем вы говорите?

— Ну да, Треплиц — вот носитель цивилизации. Работорговцы — вот были носители цивилизации. Подлые искатели сокровищ и рабов.

Жан-Поль пожал плечами:

— Мне кажется, сейчас мир стремительно меняется, появляется какая-то новая мораль. Я сам изменился за время наших приключений. Когда все разбирательства закончатся, я бы с удовольствием вернулся сюда, чтобы поближе познакомиться со здешними племенами и их обычаями. И разгадать загадку чудесных цветов, переносящих в другое время или пространство.

— Ну-ну, — Франсуа повеселел. — Разгадайте и засейте этими цветами поля вокруг вашего родительского дома. К вам будут приезжать паломники. И вы будете одурманивать цветами жаждущих любви дам.

— И пользоваться этим!

Оба рассмеялись.

— Ну хорошо, Жан-Поль. Пойдемте-ка обдумаем ситуацию еще раз, нам многое придется объяснять во Франции, и хорошо бы не только прокурору.

Лейтенант предпочел не заметить горькую усмешку своего капитана.

Они спустились к каютам. Времени до прибытия в Марсель оставалось около недели, надо успеть хорошо подготовиться к возможным вопросам. Нельзя исключить и внимания прессы к их приезду: Терель говорил, что газеты часто писали об их таинственном исчезновении.

Наутро они, с трудом уговорив Мадлон не сопровождать их, направились в магазин. Мими в жизни не нашла бы его в огромном Париже, она совсем потерялась в круговороте огромных домов, среди экипажей и машин, ослепительных дам и блестящих кавалеров на улицах, множества кафе на открытом воздухе и прочего. Но хитрая Дениз запомнила, что магазин они нашли почти сразу, как вышли с вокзала, и точно — приехав на привокзальную площадь, она покрутилась, осмотрелась — и уверенно зашагала по одной из улиц. В магазине она, правда, оробела: вдруг Сен-Жар уже забыл про них или вообще пошутил вчера?.. Но когда они объяснили подошедшему приказчику суть дела, он сразу провел их в боковую дверь, где они и увидели управляющего за конторкой в окружении служащих. Предложив им немного подождать, он быстро управился с бумагами, отправил курьеров, и наконец пригласил их в мастерскую.

В мастерской было так много интересного, что у Дениз дыхание перехватило: рулоны прекрасных тканей, коробки с кружевными лентами, шкатулочки с иголками и булавками, специальные маленькие этажерочки с десятками — нет, сотнями! — катушек разноцветных ниток, и даже картонки с перьями, красота-то какая!.. У стены стояли безголовые манекены и манекены с головами, одетые и голые, на больших столах — вороха недошитых платьев. Вот бы ей все это, когда она вертела цветочки у тетки Жервезы! Клодель задохнулся бы от цветов, которые она изготовила бы, имея такое богатство! Впрочем, что там Клодель…