Павел Волков - Дерево уккал

Выйдя из пещеры, Григорий оказался на уступе, возвышавшемся над морем хвойного леса. Было довольно тепло, а в воздухе витали едва уловимые ароматы поздней весны. Повсюду слышался птичий гвалт, под ногами деловито копошились трудяги-муравьи. В общем, реальный мир.

Вдалеке, где зелень неожиданно обрывалась, как будто древний великан прошелся там с гигантским серпом, небесной голубизной блестела водная гладь реки. Видимо, пробираясь подземельями, путники довольно сильно отклонились в сторону от их начального пути.

– Сколько же времени прошло? – подумал грек. – Ведь мы пробыли в подземелье совсем не долго.

Разумного ответа он не нашел, а потому решил без промедления спускаться вниз, тем более что солнце уже давно перевалило зенит и, хотя все еще дарило миру немало света, вечер надвигался неумолимо. Необходимость раздобыть пищу, воду, а также разжечь огонь стояла довольно остро. Природа уже не была столь сурова, как зимой, но тем не менее выживание человека, да еще и одного, в тайге оставалось делом не простым. Лишь одно внушало уверенность в своих силах – кинжал из удивительной нетупящейся стали все еще был заткнут за успевший повидать виды, но вполне крепкий пояс. Склон оказался достаточно пологим, поэтому спуск не отнял слишком много сил. О том, чтобы добраться до реки до наступления ночи нечего было и думать. Григорий в поисках пищи решил углубиться ненадолго в лес, а затем вернуться обратно к горному склону и переночевать здесь. Сначала он нашел относительно ровную палку и заострил ее, сделав что-то наподобие копья. С помощью этого нехитрого инструмента он намеревался изловить какую-нибудь живность на ужин. Пройдя некоторое расстояние, грек заметил характерную серую спинку. Похоже, ему попалась куропатка. Лучше и не придумаешь. Григорий стал осторожно подбираться к желанному объекту, одновременно занося вверх руку с импровизированным копьем. Ветки деревьев и поросль кустарника слегка мешали, но места для маневра все же хватало. Стараясь не дышать, он тщательно прицеливался, ведь шанс попасть в птицу у него был, по сути, только один. И вот, в момент наивысшего напряжения, откуда-то сбоку донесся шорох. Григорий замер, куропатка насторожилась. Она нервно повертела головой и, сорвавшись с места, бросилась наутек. Грек собрался пуститься в погоню, но нечто заставило его остановиться. Похоже, охотником он оказался не единственным. Всего в десятке шагов за деревьями мелькнуло туловище, покрытое густой белой шерстью. Григорий замер в ожидании, но ничего не произошло. Птицы все так же беспечно щебетали в ветвях, а лучи заходящего солнца пробивались сквозь высокие кроны, играя волшебными отблесками на всех поверхностях, куда они только попадали. Решив не прекращать начатое, грек осторожно двинулся дальше. Некоторое время излишних подозрений ничто не вызывало, пока некое шестое чувство не подсказало охотнику обернуться. Буквально на мгновение Григорию показалось, что он видит налитые злобой красные зрачки, следящие за ним из чащи. Приглядевшись же внимательнее, он обнаружил лишь белку, прошмыгнувшую куда-то в переплетении ветвей. Не будучи излишне впечатлительным, Григорий все же понимал, что напряжение последних дней, странные, не вписывающиеся в его представления о мире, события и персонажи, а также трагическая гибель товарищей могли повлиять и наверняка повлияли на его душевное здоровье. Ощущение, что перейдена некая грань, разделяющая реальность и мир неведомого, а порой и просто чуждого, не покидала его еще со времен перехода через Камень с отрядом атамана Ермака. Но тогда, возможно из-за присутствия людей из понятного и знакомого бытия, все-таки сохранялась некая связь с действительностью. Сейчас чувство разрыва прочных связей обострилось до неимоверности и вызывало нервозность и беспокойство, грозящее перейти в нечто еще более саморазрушительное и неуправляемое. Григорий медленно вдохнул и выдохнул, приводя себя в норму. В конце концов, он повидал за свою жизнь столько сражений и столько крови, что позором было бы поддаться панике лишь из-за игр уставшего и воспаленного разума. Григорий перекрестился и, обретя уверенность, двинулся вперед. Несколько минут и чаща неожиданно закончилась. Солнце садилось, и поляна, на которой оказался грек, под косыми переливающимися лучами удивляла странными сочетаниями невероятных цветов. Цвета эти настораживали и даже пугали. Григорий заметил, что куда-то подевались все звуки леса: насекомые, птицы, грызуны, оборвалось даже перешептывание едва колышущихся стебельков травы. Все затихло. И в этой дрожащей тишине, озаряемый матовыми лучами умирающего солнца, ступая настолько мягко, что даже травяной ковер не приминался под его весом, на противоположную сторону поляны вышел огромный белый волк.

– Эй, дружок, шел бы ты отсюда подобру-поздорову, – обратился Григорий к зверю, поудобнее перехватывая копье и взявшись свободной рукой за рукоять кинжала.

Волк предложение проигнорировал и, вперившись в грека кроваво-красными глазищами, зарычал и медленно пошел вперед. Григорий стал осторожно отступать обратно в лес. Зверь ускорил шаг. Грек напрягся в ожидании прыжка. Белый монстр побежал и, оттолкнувшись мощными лапами, прыгнул. Тут же, рука выпустила копье и оно, лишь слегка задев зверя, все же сбило точность атаки и смертоносные челюсти щелкнули совсем рядом, но не сомкнулись на шее Григория. Решив более не испытывать судьбу, грек рванул что есть силы обратно. Он бежал, огибая толстые стволы, и молился о том, чтобы не споткнуться о переплетение корней под ногами. Это был бы конец. Григорий рассчитывал выскочить из леса и забраться вверх по горному склону, представлявшему для волка непреодолимое препятствие. Не тут-то было. Предательская кочка оказалась под ногой в самый неподходящий момент, и грек со всего разбега загремел на слегка смягчивший падение, ковер, сотканный из трав, корней и низкорослого кустарника. Лишь секунда ему потребовалась для того, чтобы подняться, но зверю и этого оказалось достаточно. Клыкастая челюсть сомкнулась на голени Григория, и только прочный кожаный сапог не позволил волку добраться до кости. Тем не менее боль, от которой аж дыхание сперло, пронзила укушенную ногу. Грек выхватил из-за пояса кинжал и, выгнувшись как ярмарочный акробат, всадил его зверю в бок. Волк взревел и на миг ослабил хватку. Григорий отчаянным рывком освободил ногу, оставляя в зубах зверя часть сапога, штанины и собственной плоти. Кровь хлестала из рваной раны, но обращать на это внимание было некогда, ибо белый монстр, только разъяренный полученной раной, снова готовился к броску. Бежать с искалеченной ногой было совершенно невозможно. Поудобнее перехватив кинжал, грек приготовился к новой встрече. Зверь не заставил себя ждать. И вот, сминая залитый кровью человека и животного кустарник, по траве покатился рычащий и извивающийся клубок. Левую руку грек уже не чувствовал. Похоже, что стальные клыки раздробили кость и крепко держали, не собираясь отпускать, в то время, когда Григорий целой правой рукой не переставал наносить удары в шею и бок чудовищного волка. Силы подходили к концу, жуткая боль и потеря крови туманили разум, и лишь невероятным усилием воли удавалось еще держаться. Зверь уже хрипел. Сталь еще раз вошла в теплую плоть и все затихло. Наконец стал слышен шорох листьев и редкая возня пернатых в ветвях вековых сосен. Григорий думал, что умер. Уж слишком резкой была перемена. Но нет, вот оно мертвое чудовище, вот чудесный кинжал, торчащий из звериной плоти, вот женский силуэт, склонившийся над ним и протягивающий руку.