Павел Волков - Дерево уккал

– Как это ни потрясающе волнительно, друг мой, но, похоже, мы оба знаем, с чем имеем дело, – констатировал подошедший сзади пан Адам. – У нас в Померании такие вещи до сих пор порой происходят, так что удивляться встрече с упиером или, если хочешь, упырем в такой дикой глуши я бы не стал.

– Час от часу не легче, – буркнул грек. – Надо бы за отцом Феофаном послать и похоронить несчастную по-христиански.

– Ну, ну, только я бы еще несколько манипуляций специальных произвел во время похорон. Например, голову бы отрезать не помешало, да между ступней положить. Впрочем, есть и другие способы. Ты же не хочешь двух упырей вместо одного получить?

– Бесчувственный ты человек, пан шляхтич, – Григорий встал на ноги. – Вот так запросто головы резать предлагаешь.

– Я не бесчувственный, я профессионал. Уж не думал, что ты сопли здесь разводить начнешь. Эту бабу никак не вернуть, но вурдалак станет убивать и дальше. А в деревне слухи, небось, уже поползли, паника будет.

– Не будет, если этой ночью мы вампира изловим. Только этой ночью крайний срок. Дед сказал, что Голован вряд ли дотянет до завтра. Это значит, что скоро деревенские будут выбирать нового старосту. И я ни в жизнь не поверю, что Касьян не воспользуется всеобщей сходкой для какой-нибудь гадости.

– Да, ты прав, – задумчиво согласился поляк. – Местные уже нет-нет, да перетирают возможных кандидатов.

– Сделай доброе дело, до вечера узнай все, что можно по этому поводу. Особенно интересно, кто планирует выставлять свою кандидатуру. На закате встретимся в доме у деда Савелия, а ночью нам предстоит охота.

Григорий поднял уже холодное тело женщины и понес его в церковь. Немногочисленные прохожие с беспокойством смотрели ему вслед, но близко не подходили. Слухи действительно уже покатились.

Храм в деревне найти было не так уж просто – он почти не отличался от обычных жилищ поселян. Только крест на двускатной кровле выдавал истинное предназначение обыкновенной на вид избы, не имевшей никаких внешних украшений. Грек просунулся в низкую дверь и, изловчившись, затворил ее за собой. Внутри также было очень небогато – округлые не вытесанные стены, иконы, расставленные на подвешенных к стенам полках, маленькие деревянные оконные рамы, затянутые бычьим пузырем. Ярко-красной росписью местные мастера украсили лишь Царские врата с резными столбами по бокам.

Отец Феофан подметал пол. Приметив Григория с бездыханным телом на руках, он тут же бросил свое занятие и поспешил к вошедшему.

– Господи Иисусе, что стряслось-то?

– Упырь, батюшка, в деревне появился. Вот – первая жертва, – грек уложил мертвую женщину на ткань, которую священник успел постелить на лавку.

Отец Феофан сложил крестообразно руки покойницы и внимательно осмотрел место укуса на шее.

– Господи, прими душу рабы твоей Марфы. Таки упырь. А ведь у нас тут отродясь их не водилось.

Он поднял взгляд на грека, о чем-то раздумывая, решая говорить или не говорить.

– Места плохие здесь, – все же произнес он, – гиблые места. Для души, прежде всего. Все время на грани, на пределе, чуть шаг в сторону – и бесовщина языческая так и лезет изо всех щелей как будто царство ее до сих пор крепко. Да ты сам давеча видел. Домовой или леший этот, которого народ казнить хотел.

– Трогл, – поправил его Григорий.

– Ну, пусть трогл, как хочешь. Глупое название какое-то. Впрочем, не важно. Все ведь прекрасно знали, что чуд безобидный, но жестокость откуда-то прорезалась. Не было такого у нас раньше, чтоб поселяне кидались без разбору на местных. И местные на нас не кидались, как-то больше сторонились все.

– Батюшка, расскажи, что ты знаешь о Касьяне.

– Знаю, что это – он показал на следы упырьих зубов, – его рук дело. Больше некому. Колдуна нечистый поднял из могилы, и теперь он людей искушает и совращает. А я ведь говорил старому Савелию, что его игры с потусторонними силами до добра не доведут. Ты уже наверняка в курсе, что Савелий плавает на остров, который тут поблизости за кромкой тумана за некой машиной приглядывать. А ведь есть еще и другой берег, куда уж вовсе человеку показываться не следует. Старик думал, что с того берега никто не возвращается, потому и похоронил колдуна там.

– Но ошибся?

– О, да все здесь полно морока и смертельных ошибок. Что ты хочешь, если утром народ ходит в церковь, а ночью бегает на тайные капища в чаще? И вот теперь всадник, имя которому «смерть» ходит среди нас и ад следует за ним. А все, потому что поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним? Безумный дед убежден, что дело в куске камня, который он называет множителем, что его пропажа изменила нравы людей, очерствила их сердца, но воистину, когда Господь хочет наказать, он лишает разума.

– Дед сказал, что Касьян умер, поглядев на множитель. И что у него есть колдовская книга…

– Умер, узрев духовный яд грехов своих. Любящие болезнь и закосневающие в ней, по справедливости бывают сами себе виновны вечного мучения: уподобившись демонам, они праведно будут с ними терпеть и вечные мучения, уготованные им, потому что сами пожелали быть с ними. Это святой Петр Дамаскин говорил. Дьявольскими заклинаниями из книги Касьян вызывал бесов, надеясь подчинить их своей воле, властвовать над ними и повелевать. Однако ж грех, порабощая любителя своего, держит его в плену у себя.

– Говорят, последние времена наступают. А еще говорят, что так предначертано и ничего уже не изменить. Неужто и вправду все рассыпается? – задумчиво спросил Григорий.

– Ну-ну, не дрейфь. Златоуста вспомни, когда душу гложут сомнения. Если же есть рок, то нет суда; если есть рок, то нет веры; если есть рок, то нет Бога; если есть рок, то нет порока; если есть рок, то напрасно, все без пользы делаем и терпим. Что до последних времен, так то никому не ведомо. И все же слова Откровения не пусты: «И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира». А пока времена те лихие не настали, с Божьей помощью поборемся.

– Нравится мне твой настрой, отец. Я вот как раз и думаю немного побороться этой ночью. Надо бы изловить упыря. Что скажешь?

– Несчастная, заблудшая, порабощенная душа. Как можем мы бросить ее на произвол, не попытавшись спасти? Благословляю тебя, сын мой на правое дело. Иди, а я пока совершу, что необходимо с покойницей и стану предуготавливаться к ночи. Ежели Господь укрепит твою руку, и ты изловишь демона, мне предстоит тяжелый труд.

Выйдя из церкви, Григорий обратил внимание на маленькую, но очень торжественную процессию. Впереди шла Сайхан, держа в руках скомканную скатерть. За ней взлохмаченный и покрытый ссадинами гордо шагал богатырь Елисей. Замыкал шествие выглядевший довольно устало дед Савелий. Палка, на которую он опирался, почему-то треснула, и старик недовольно бормотал видимо по этому поводу.