Павел Волков - Дерево уккал

– Елисей, как думаешь, упырь появится? – тихо спросила татарка.

– Да кто ж его знает, ирода этакого? Так темно, что медведь перед носом может протопать, а мы и не заметим.

– Мне как-то не по себе. Если бы днем, да с луком в руках… Тебе не страшно?

– Жутковато, конечно. Нечисть все-таки штука не из приятных. Но, думаю, с одним упырем все же справиться полегче будет, нежели с десятком бесов прошлой ночью.

Юный богатырь погладил рукоять здоровой дубины, которую он прислонил к стене рядом с собой.

– Не дрейфь. Разок по хребту попаду, а там уже дело за малым, – бравурно задрал нос Елисей.

– Тс, я как будто что-то почуяла, – оборвала тираду Сайхан.

Несколько секунд стояла гробовая тишина, а затем действительно послышались негромкие, но довольно четкие звуки. Кто-то бродил по берегу, принюхивался и жалобно поскуливал. Слегка разошедшиеся на мгновение тучи приоткрыли звездное небо, что позволило острому взору татарки выхватить невнятный силуэт у реки. Что-то сгорбившееся, с длинными пальцами, вероятно, оканчивающимися когтями, замерло у самой кромки воды и вытянуло вперед шею, мучительно вглядываясь в противоположный берег, как будто желая туда попасть, но, не имея сил для этого.

Сайхан дотронулась до предплечья Елисея, дальше достать она была не в состоянии, а тот накрыл ее миниатюрную ладонь своей богатырской и удобнее перехватил дубину второй рукой. Существо на берегу принюхивалось довольно долго и таки вынюхало, что положено. И хотя снова стало совсем темно, по приближающемуся сопению сидевшие в засаде сделали вывод, что их заметили. Впрочем, на то и был расчет. Секунды потребовались татарке, чтобы зажечь факел, и тогда Елисей со всей силы двинул огромный дубьем по приблизившемуся упырю. От сокрушительной силы способного переломать кости любому обычному человеку удара тварь отлетела назад, но тут же отряхнулась и изготовилась для нападения. Однако почувствовав себя при свете факела гораздо увереннее, богатырь не дал ей времени для этого и ринулся на чудовище первым. Правда теперь дубина не достигла цели, наученный горьким опытом упырь увернулся и прыгнул на Сайхан, сбив девушку с ног. Факел укатился в сторону и потух. Острые зубы щелкнули в паре сантиметров от шеи татарки, не достав до цели лишь по причине того, что княжна вонзила кинжал из подземного города вампиру прямо под ребра. Жуткий вопль раздался в ночи, тварь поняла – на этот раз выбор жертв оказался неудачным – и метнулась к улице, уводящей в центр деревни. Но и тут произошло непредвиденное. Прямо перед упырем зловещим мистическим огнем зажглись два желтых глаза. Гигантских размеров черный волк с белой отметиной на задней ноге, неторопливо ускоряясь, шел прямо на растерянного монстра. Раненная тварь снова оценила свои шансы как проигрышные и бросилась наутек по темной улице. Волк широкими прыжками двинулся следом, периодически нагоняя, не давая сворачивать в сторону и ведя кровососа по заведомо выверенному маршруту. В конце пути, откуда ни возьмись, появились два совершенно одинаковых здоровяка с рыбацкими сетями в руках. Ловким движением они швырнули сеть и тут же навалились на запутавшегося упыря всем своим недюжинным весом. Сначала монстр вопил и извивался, пытаясь вырваться, но вскоре затих и обмяк в крепких объятьях близнецов.

На улице показались Сайхан с Елисеем.

– Скорее! – крикнула девушка своему напарнику. – Поможем связать гадину!

Уже с заготовленными веревками в руках они подбежали к застывшим в мертвой хватке братьям.

Черный волк отпрыгнул с их дороги и никем не замеченный растворился в ночи. Однако за углом ближайшей избы он появился снова и скромно, будто ручной пес, подошел к обутым в лапти ногам. Возникший словно из пустоты дед Савелий держал в руках выделанную шкуру белого волка. Эту белую шерсть он накинул на оскалившегося черного зверя, и тот, слегка порыкивая, исчез под ней.

Для того, чтобы Сайхан и Елисей смогли связать раненного и обессиленного упыря, братьям Лукьяну и Гурьяну пришлось совсем немного разойтись, но и этого хватило. Не имея возможности вырваться, тварь обмякла и копила силы. И вот момент настал. Не успев понять, что происходит, близнецы оказались на земле с разорванной в клочья сетью, а вампир уже несся по темной улице. Вся гурьба рванула вслед за ним и через несколько десятков саженей чуть не натолкнулась на Григория, вышедшего на улицу откуда-то сбоку. За ним семенил дед Савелий.

– Что, не удержали, балбесы? – рявкнул он. – Бегом! Бегом! Впереди дом покойного старосты!

Низкая дверь слетела с петель, поэтому преследователи вломились в помещение без остановки. Вся домашняя утварь была перевернута как при погроме. Кровать, на которой почил староста Голован, отброшенная лежала вверх ногами, а на ее месте зияла черная дыра подвала. Возле отверстия находилось недвижимое женское тело в исподнем. Сайхан снова зажгла факел и осветила комнату сильнее, чем периодически появляющиеся из-за облаков звезды. Мертвой женщиной оказалась старостиха Василиса. Видимо, она стала на пути упыря, спрятавшегося в подвале, и получила смертельный удар когтями по шее.

Дед Савелий тяжело вздохнул.

– Все больше и больше жертв, все сильнее и сильнее злодей. А самое ужасное – гибель от рук родного человека. Это напитает Касьяна вдвойне.

– Как это понять, дедушка? – обратился к нему ошалевший Елисей.

Вместо ответа старик выхватил факел у татарки и бросил его в отверстие погреба. Тут же послышалось злобное шипение.

– Давай, полезай туда, – дед указал вниз. – Доставай упыря и сам все поймешь.

– Погоди, это может быть слишком опасно, – попытался остановить юношу Григорий.

– Да нет, нормально, упырь-то раненный, – пожал могучими плечами богатырь. – В проем бы только протиснуться.

С этими словами он спрыгнул в подвал. Раздался грохот, звуки ударов, нечеловеческий вопль отчаяния и все затихло. Через мгновение в проеме показалась русая голова. Елисей осмотрелся вокруг и снова исчез под половицами. Затем он уже вылез окончательно с ношей подмышкой. Положив ее на пол и рассмотрев внимательно, юноша понял, что имел в виду старик.

Собравшиеся узрели отнюдь не отвратительную харю кровососа-убийцы, но лицо совсем молодой девушки. Правда лицо мертвенно-бледное, бескровное и холодное, но совершенно человеческое.

– Эх, Варвара, Варвара, – покачал головой дед Савелий, – что ж ты, дуреха, натворила?

Пан Адам в гордом одиночестве допивал третью чарку хорошо перебродившего меда и, что-то бурча под нос, черкал на очень редкой в такой глуши бумаге, которую дед чуть ли не со слезами на глазах оторвал от сердца.

– Гордыня, алчность, зависть – вот в сердцах три жгучих искры, что во век не дремлют, – записал слегка подгулявшим почерком поляк и дважды подчеркнул.