Павел Волков - Дерево уккал

Опираясь на палку, старик уверенно шагал сквозь лесную чащу, несмотря на то, что густую темень вокруг освещало лишь мерцающее пламя факела, который нес едва поспевающий за прытким дедом богатырь Елисей.

Быстроногая Сайхан не отставала от них ни на шаг. Она напросилась в данный поход под предлогом того, что хорошо ориентируется в лесу и разбирается в растениях. Те же, кто был повнимательнее, однако, понимали, что любопытство девушки было направлено не столько на лекарственные травы, сколько на молодого силача, голыми руками расправившегося с огромным злобным менком. Впрочем, против ее присутствия в любом случае никто не собирался выступать. Ей даже дали задание – нести скатерть, которая должна зачем-то понадобиться в конце похода.

– Далеко ли мы собрались, дедушка? – спросил Елисей.

– Как придем, так скажу. А пока не уйдем от деревни на такое расстояние, чтобы не слышать пение петухов, так и шагай без разговоров.

– А что, ты все-таки придумал, как дяде Головану помочь? – без разговоров юноша не мог никак.

– Опасно, опасно это все. Вряд ли ему вообще кто-то поможет, но разве ж я могу теперь, во второй раз не использовать… Отыщем до полуночи скатерник-кочедыжник, а потом будете делать все слово в слово, как я скажу. Главное – никаких лишних движений, а то все к чертям в тартарары полетим.

Елисей и Сайхан переглянулись, но говорить больше ничего не стали.

Так шли еще довольно долго, пока шарящий вокруг своей палкой старик не скомандовал:

– Стоп! Вот он, родимый, можете поглядеть.

Молодежь уставилась на куст с крупными, почти метровыми листьями, которые тем не менее казались совершенно воздушными и невесомыми. Каждый лист разделялся на двадцать – тридцать пар более мелких листочков, что придавало ему ажурный вид.

– Можно срывать? – поинтересовался Елисей.

– Можно, если корове пожевать дать хочешь. Нам нужны не листья, а цветок.

– Так ведь нет цветка.

– Конечно, нет, с чего бы ему быть? Девонька, расстилай скатерку прямо перед кустом.

Сайхан послушалась деда Савелия, и через несколько секунд большая вышитая скатерть уже лежала на траве.

– Умница, дочка. Теперь полезайте на тряпку, да полностью, с ногами. А я за вами полезу.

Когда все трое худо-бедно разместились на скатерке, старик достал откуда-то огарок свечи и три раза очертил круг так, чтобы в него попали и люди, и растение.

– Ну вот, – почти шептал дед Савелий, – самое легкое подошло к концу. Нам надобно дождаться полуночи, когда зацветет цветок, и не упустить его. Учтите, ежели не сорвем мы, сорвут другие.

– Другие? – Сайхан удивленно и одновременно восторженно глядела на старика.

– Черти, милая моя. Им сей цветок тоже позарез нужен, только для гадких дел. Бесята стращать станут всячески, а может, и предлагать чего, если на испуг не возьмут. Только вы сидите да помалкивайте. И за кочедыжником следите. Кто первый цветок заметит, сразу срывайте, иначе придется за ним потом по лесу всю ночь бегать с чертями наперегонки. А я уже не в том возрасте. Точно все поняли?

Сайхан и Елисей одновременно кивнули.

– Ну, тогда с Богом.

Некоторое время ничего не происходило. Только начало тянуть в сон. Татарка зевнула и прислонилась черноволосой головой к могучему плечу сидящего рядом богатыря. Все вокруг поплыло, потеряло строгие очертания. Сквозь вязкое ватное пространство до ее притупившегося слуха донеслись какие-то шепотки. Голоса все приближались. Они пели сладкую колыбельную, а спать хотелось так, что тело само, отказываясь от главенства рассудка, отдавалось в объятья тихой песни и обмякало. Сайхан улыбнулась, засыпая на плече Елисея.

Юноша чувствовал тепло уснувшей девушки, и ему было приятно. Он знал, что нужно оставаться бдительным и не прошляпить цветение кочедыжника, но, в конце концов, зачем будить человека, если сам он совершенно не хочет спать и способен просидеть так хоть до рассвета. Правда, хотелось смотреть на девушку, а не на куст, но и тут он мог вполне себя контролировать. Да и старик, крепко сжимавший в руках свою палку, выглядел весьма бодро.

Елисей, конечно, не знал, что в тот момент на самом деле видел дед Савелий и отчего побелели костяшки на его сухом кулаке. А дед сидел в скользком и шипящем клубке змей. Мерзкие рептилии ползали по его коленям, залезали под одежду, громоздились на голову, падая оттуда и взбираясь обратно. Однако старик был не из тех, кого можно взять дешевым трюком. Стиснув зубы, он, почти не моргая, продолжал глядеть на длинные листья, ожидая, пока среди них не появится заветный цветок.

Никаких змей Елисей не видел. Глаза его сверлили куст, а ноздри пытались поймать едва уловимый аромат, исходящий от волос юной княжны. Напрягая обоняние, он почуял запах гари. Отвернувшись на секунду от растения, Елисей обнаружил, что лес вокруг них горит, а огненные лепестки добрались до дедовой рубахи, и вот-вот захлестнут самого старика, который был настолько сосредоточен на своем деле, что, вероятно, не замечал подобравшейся к нему смертельной опасности. Богатырь осторожно, но быстро переложил татарку со своего плеча на скатерть и бросился выручать погорельца. Могучими руками, словно перышко он оторвал сухонького деда от пылающей земли. Тот что-то кричал и колотил палкой по голове Елисея, но это уже было не важно. Главное – не дать невесть откуда взявшемуся пламени сожрать, поглотить человека.

А тем временем другой огонек появился среди лепестков кочедыжника – ровно в полночь расцвел золотой с красным отливом цветок, но некому было его сорвать. И тогда темная костлявая рука с длинными наточенными когтями потянулась за цветком и сорвала его с тонкого стебля. Дед Савелий продолжал бесперспективные попытки вырваться из медвежьих объятий молодого богатыря и не мог ничего поделать – долгожданная добыча ускользала из рук.

Переложенная на землю Сайхан скривилась и надула губы – спать в таком положении было на порядок менее комфортно, чем на плече у Елисея. Настолько менее комфортно, что она решила пробудиться. Один лишь взгляд и сон как корова языком слизала. Татарка рванула кинжал и рубанула им по черной руке. Костлявая кисть отвалилась от предплечья, когтистые пальцы разжались, и девушка схватила золотой цветок.

В темноте кто-то протяжно завыл. Морок спал, Елисею уже боле не мерещился лесной пожар, и, наконец, освободившийся дед выпалил:

– Убираемся отсюда скорее! Заворачивай цветок в скатерть, дочка, и бегом!

Однако бежать было поздно. Вокруг появились тени и снова кто-то завыл. А потом еще и еще.

Рано утром в деревне нашли труп поселянки. Мертвая женщина лежала вниз лицом неподалеку от своего дома. Григорий присел на колено и перевернул ее. На шее трупа отчетливо виднелись две глубокие раны и ни единого следа крови. Кровь не свернулась. Ее просто не было.