Павел Волков - Дерево уккал

– Зачем ушла ты из родных улусов, красавица Сайхан-Доланьгэ? – произнес могучий старик и его голос разнесся эхом по степи. – Зачем бросила меня бродить в одиночку по полям смерти с моим призрачным войском?

– Затем, Кучум, что ты падаль, которую не будет есть даже собака!

На лице хана появилась хищная ухмылка. Он протянул руку с вытянутым пальцем куда-то в сторону. Княжна взглянула в том направлении и увидела вдруг невесть откуда взявшуюся реку. На тот берег, где стояло войско мертвецов, вышел белый волк. Он медленно двинулся вперед, едва касаясь лапами покрывшейся алой кровью вскипающей воды, пока не добрался до противоположной стороны. Там его встретил такой же зверь, но черной масти. Завязалась битва, но соперники никак не могли одолеть друг друга. Тогда белый волк обернулся змеем и кинулся на черного, чтобы ужалить и отравить своим смертоносным ядом. Все заволокло туманом.

– Чему быть, того не миновать, – снова заговорил Кучум. – Мир падет под копытами призрачного воинства, и слава будет петься великому хану с красавицей-ханшей, чьи глаза – ночная бездна.

– Ты червь с глазами крота и волчьим сердцем! Так пусть проклято будет место, куда гонит тебя оно, слепой старик! – воскликнула Сайхан.

Тень отделилась от ног девушки и слилась с фигурой Кучума. Он спешился.

– У смерти нет глаз, как и у счастья, но есть глаза у Сайхан-Доланьгэ.

Хан протянул вперед руки и сделал шаг в сторону княжны. Снова откуда-то послышалась песня:

Сайхан почувствовала прикосновение рук к своим плечам и в ужасе проснулась. Все видимое пространство между печью и противоположной стеной заняли голова и широченные плечи Елисея, который весьма деликатно для своих габаритов тряс миниатюрную татарку, пытаясь разбудить.

– Вставай скорее. Пора плыть на остров.

Утром все уже, конечно, все знали, и сход, собравшийся выбирать старосту, шушукался не столько о политических симпатиях, сколько о том, как бы хоть одним глазком взглянуть на упырицу. Правда, обыденное праздное любопытство местами сменялось внезапной агрессией – вплоть до «сжечь вампира вместе с церковью, где его держат», но это точечное возбуждение тонуло и вязло в сугубо бытовых темах, на которые народ переключался моментально, как только тема предыдущая ему наскучивала. Всеобщее шушуканье также почему-то неожиданно переходило в дикий гвалт, когда все пытались перекричать друг друга, хотя совершенно понятно, что никто в итоге ничего и никого не слышал – даже самих себя. И самое необъяснимое – всех все устраивало.

Надо сказать, что потомственный шляхтич Адам Каминский ничуть не был удивлен царящими на сходе хаосом и брожением. На польских сеймах доводилось видеть и не такое, а ведь там собиралась знать – лучшие люди государства. К русским крестьянам, впрочем, как и к любым крестьянам, он относился с порядочным пренебрежением, считая их в принципе не способными на принятие каких-либо политических решений. Поэтому пан Адам даже не пытался скрывать, читающееся на его усатом лице высокомерие, перемежающееся с чувством отеческого покровительства. Глядя на гудящую человеческую массу, он представлял себя полным хозяином положения, способным без особых трудностей направить толпу в любую, выбранную им сторону.

Пахарь Антип и рыбак Мартын стояли окруженные кучками своих сторонников и подозрительно косились на поляка, совершенно недовольные тем, что кто-то посторонний будет вмешиваться в процесс. Но дальше злобных взглядов дело доводить они не собирались принципиально, так как., во-первых, ссорится с таинственным дедом Савелием и автоматически с дюжим Елисеем было явно не с руки, а во-вторых, наличие арбитра давало небольшой шанс провести выборы без мордобоя и смертоубийства. Учитывая примерно равные силы с обеих сторон, никто из кандидатов не был готов решиться на силовой сценарий.

Адаму помогали Гурьян с Лукьяном. Они притащили откуда-то бочку, на которую с ногами взгромоздился упитанный шляхтич для удобства вещания. Пару раз он попытался начать, но в общем гвалте его не услышали даже первые ряды. Тогда поляк что-то шепнул близнецам, и они быстренько просочились в толпу, успокаивая затрещинами самых неугомонных, пока, наконец, уровень шума не снизился до приемлемого. Вернувшись на место, они стали по бокам от импровизированной трибуны, сурово насупив брови и скрестив бревнообразные руки на бочкообразной груди.

– Свободные поселяне! – обратился к народу пан Адам. – Я здесь человек новый, пришлый, но за то недолгое время, кое мне довелось прожить в сей гостеприимной деревне, я не мог не проникнуться как искренней теплотой к приветливому, трудолюбивому люду, так и горестями, несправедливо свалившимися на головы ни в чем не повинных поселян.

Толпа заинтересовалась.

– Да, да, беды, обрушившиеся на нас с вами, требуют незамедлительных и решительных действий. Безвременно покинул бренный мир всеми любимый и уважаемый староста Голован, а народ без руководителя все равно, что стадо без пастыря – блуждает в потемках, пока не разбредется и не сгинет поодиночке в лесах и болотах. И вот, в тот самый момент, когда некому указать верный путь, к нам в дом приходит враг, нечисть, убивающая ради убийства и досаждающая честным христианам во славу ее рогатоголового и копытоногого хозяина. Как же ответить на вызов, не будучи сплоченными словно кулак? Как обезопасить свои семьи от происков адских сил? Только избрав решительного и толкового лидера, способного в тяжкую годину не расточить, но сохранить, не разбазарить, но приумножить, не побежать трусливо, но поразить врага точным ударом ради всеобщего блага, а не личной корысти!

– Верно лях сказал! – крикнул кто-то из толпы. – Такой староста нам надобен!

Покатился одобрительный гул.

– А теперь, – продолжил, улыбаясь в усы, пан Адам, – выберем достойнейшего. Пусть каждый из кандидатов скажет слово.

Вперед вышел кряжистый бородатый мужик с широкими в мозолях ладонями. Это был Антип.

– Эмм, – начал он глухим низким голосом, – я по части лясы поточить – не очень. Однако ж тут сказать придется. Делянки у нас для пашни в чаще вырублены. Деревья к полю вплотную стоят, а кто там за деревьями укрывается – черти, али упыри какие, то одному богу ведомо. Ежели сюда в деревню нечисть шастает и убивает тут направо и налево, то как хлеборобам трудиться считай в окружении? Предлагаю собраться скопом и гадин ентих в лесу передавить.