Михаил Петров - За колымским перевалом

Жарченко громко и искренне расхохотался.

— Значит, не понравилось мое руление! Если бы поехали в объезд, по ключу, сам повел бы. Но придется напрямую, через сопку. По такому проезду не решаюсь. Так что, Кирилл, садись за баранку и крути. Вы оставайтесь в кабине — всю округу с сопки увидите. А я на сене в кузовочке ноги вытяну. Занемели. Тесновата для них кабина. — Он повернулся к председатедю райисполкома. — Кубашов все это уже видел, в поселковом Совете пока поработает.

Жарченко лежал на копне пахучего сена, вдыхая густой сладковатый запах травы, прислушивался к натуженному реву старенького мотора (пока машина взбиралась на сопку), к резкому перестукиванию в коробке передач (шофер тормозил на спуске) и думал о Смелекове. Он понимал, почему с такой настороженной внимательностью присматривается секретарь райкома к нему, и не мог не признаться себе, что испытывает к Смелекову неприязнь, вызванную мыслью о том, что его будущая судьба и как директора, и как коммуниста находится в руках незнакомого ему человека и во многом зависит от того, какое впечатление произведет он на первого секретаря сегодня.

Машина остановилась. Смелеков внимательно разглядывал долину, слушая Жарченко, который рассказал, как зародилась мысль о ревизии старых геологоразведочных работ, и о том, как подтвердилось предположение геолога Скворцовой о богатой струе золота, пропущенной во время прежних геологоразведочных работ в каньонной части долины.

— Был ли разговор об этом в горном управлении?

— А как же! И еще какой! Тургеев хотел снять меня с работы, не дожидаясь решения бюро райкома по всем остальным делам.

— За что?

— За самоуправство. За то, что я самовольно создал в прииске ревизионную геологическую партию. А для начала предложил немедленно освободить от должности начальника партии Скворцову.

— Почему?

— Вы же знаете! — воскликнул Жарченко, пытаясь рассмеяться. — Читали ведь в персональном деле.

— Не вижу повода для веселья, Петр Савельевич, — оборвал Смелеков. — Скворцова знает о требовании Тургеева?

— Что вы! Она немедленно уедет с прииска.

Смелеков в упор посмотрел на директора.

— Может быть, ей действительно лучше уехать?

Жарченко вскинул замутневшие глаза на Смелекова. Лицо его побледнело. «Вот в какую борозду вас занесло!» — мелькнуло в голове Смелекова.

— Она не уедет с прииска, пока я буду здесь директором…

— Поясните.

— Не по той причине, Тихон Матвеевич, о которой вы сейчас подумали, — тихо сказал Жарченко. — Дело здесь совсем в другом. Без нее ревизионные работы будут скомканы и провалены.

— Вы можете рассказать обо всем откровенно и связно? Чтобы я не догадки строил, а мог сделать определенный вывод.

— Не хотел бы говорить высокопарных слов — не к месту они. А не могу найти других. Скворцова совсем недавно нашла себя как геолог, хотя работает третий год. Ревизионная работа по проверке всех ранее отработанных месторождений — это ее… ну, вроде первого хлеба у пекаря, первой картины у художника. Характер у нее сложный. Были ошибки. Колебания. Все это надо было видеть. Как я видел…

— Вы знаете о том, что ваша жена встречалась со мной? — неожиданно спросил Смелеков.

— Тамара? Не может быть… — растерялся Жарченко. — Когда?

— Она нашла меня в поселке Нелькоба. Передала заявление и ушла.

— И что… в заявлении?

— Пишет, что обвинение вас в интимной связи со Скворцовой ложно, сфабрикованно и имеет целью скомпрометировать вас. Ваши встречи со Скворцовой носят только деловой, служебный характер. Она уверяет, что вы любите друг друга и у вас в семье полное взаимопонимание. Она была в Нелькобе проездом по пути в больницу.

— В какую больницу? Зачем? Что с ней?

— Вот этого я не знаю, Петр Савельевич. Спросите у нее сами. И вообще, будьте к ней повнимательнее.

…Погода портилась с каждым часом. Зима словно вспомнила, что ей давно пора установить свои порядки в тайге, погнала тучи, налитые свинцовой тяжестью, задула северным ветром.

До собрания Смелеков и Кубашов в сопровождении директора прииска и председателя поселкового Совета успели обойти небольшой чистый и уютный поселок.

Пока ужинали в столовой, заведующая растерянно суетилась около Жарченко.

— Как же так, Петр Савельевич! Я же не думала, что вы так быстро нагрянете с ужином. Я ж думала, как всегда, после собрания. Спирту приготовила, винце сварила брусничного.

— Новое начальство, Аннушка, — новые порядки. Осваивай торты да пирожки с брусникой.

К концу ужина в столовую шумно ввалился Дергачев, заместитель директора, в грязных сапогах, облепленный снегом.

— Плохи дела, Петр Савельевич, шуга пошла во всю реку. Теперь в «трубе» каша будет. Не пробьетесь.

Вошел Бутурин.

— Однако, Тихон Матвеевич, — обратился он к Смелекову, — собрание, может, пораньше начнем?

— Вы же хотели дождаться первой смены с полигонов.

— Уже тут. Привезли. И кто есть в поселке, все уже в клубе.

— Будка геологов здесь? — спросил Жарченко начальника участка.

— Куда ей деться, — ответил Бутурин.

Жарченко повернулся к Смелекову.

— Придется, Тихон Матвеевич, сегодня же возвращаться на прииск. Завтра Колыма может стать.

— Вы что, Петр Савельевич! — воскликнул Кубашов. — Ночью! В такую погоду! Одна ваша «труба» чего стоит!

— На участке есть передвижной домик на санях. Трактор перетащит его через сопку на второй участок. От них на грузовике выберемся к берегу почти напротив прииска.

— А как же через реку? — уже спокойно спросил Кубашов.

Жарченко взглянул на Смелекова.

— Как-нибудь переберемся. Решайте, Тихон Матвеевич.

— Еще не хватало, чтобы первый секретарь с председателем райисполкома засели на участке на полмесяца, — сердито проговорил Кубашов.

— Ну, тогда пошли на собрание, — сказал Смелеков и направился к выходу. У порога остановился и, приветливо улыбнувшись женщинам в белых халатах, выглядывавшим из кухни, крикнул — Спасибо вам! Отлично накормили!

Смелеков прислушивался к треску и скрипу раскачивающегося из стороны в сторону домика. Кубашов лежал напротив. На верхней полке ворочался Дергачев. Смелеков изредка открывал глаза, смотрел на крохотную лампочку, тускло светившуюся под потолком, заглядывал в небольшое окно, в которое ничего не было видно, кроме темноты. В голове мелькали обрывочные воспоминания о собрании.

Домик резко дернулся, на миг замер неподвижно, потом качнулся и резко накренился. Смелеков едва не свалился в проход, но успел схватиться рукой за стойку, подпиравшую верхний топчан.

— Спускаться с сопки начали, — спокойно проговорил Дергачев. Он спрыгнул вниз, приоткрыл дверь и высунул голову. На Смелекова дохнуло холодом. — Однако ветерок разгулялся, — Дергачев поежился, захлопнул дверь и присел на железную печь у входа. — Не замерзли? Зря мы ее не подтопили, когда выезжали.