Сергей Ермолинский - Денис Давыдов (Эскадрон гусар летучих)

У крыльца Васька Буделек не пускал в избу Бедрягу и незнакомого франтоватого офицера.

— Ваше благородие, к ним нельзя, они в меланхолии, — говорил Васька Бедряге.

— А ну тебя! — Бедряга отстранил Ваську и, кивнув офицеру, взошел по ступенькам.

— Ваше дело, — сказал Васька. — Вылетите турманом оба.

И действительно, как только в дверь постучали и приоткрыли ее — мощный бросок табуреткой заставил гостей засомневаться.

— Входите! — предложил Бедряга офицеру.

— Неудобно, знаете. Вы все-таки свой. Прошу! — попятился было тот, но Бедряга решительно толкнул его, и офицер влетел в избу.

Мутный Денис смотрел на него исподлобья.

— Честь имею представиться, — не давая хозяину опомниться, выпалил офицер, — ротмистр Растегин, адъютант графа Орлова. Его сиятельство имеет неукоснительное указание о вашем вступлении под начальство регулярной армии, а посему рад зачислить вас в свои ряды.

Ротмистр протянул пакет, который Денис не поторопился брать, и взял его Бедряга.

— Извините, ротмистр, за мой вид… — произнес Денис, чуть приподнявшись. — Я нынче не доспал… А, вот оно что… — сказал он, глянув на бумагу. — Я счастлив был бы исполнить повеление его сиятельства, но лишен этой завидной возможности, поскольку спешу в Смоленск по приказу графа Ожаровского, государева любимца…

— Ожаровского? — переспросил Растегин. — Уже встали под его начало?

— Увы, мой друг.

— Ай-ай-ай. А граф Орлов так расположен к вам…

— Я сам к нему расположен. Так и передайте графу, дескать, кончилась вольная жизнь Дениса Давыдова и не сбылась мечта воевать под его водительством.

— Весьма сожалею. Имею честь.

Ротмистр щелкнул шпорами и вышел. Уходя за ним, Бедряга шепотом спросил Дениса:

— Это как понимать?

— Никак.

…На дорогах мело. В метели виднелись фигуры французских солдат, уныло бредущих, закутанных в бабьи юбки и салопы… Снег заметал брошенные на дороге фуры, а из одной из них вывалились горой бронзовые, мраморные и гипсовые, большие и малые бюсты и сделанные в рост фигуры великого завоевателя Европы Наполеона Бонапарта. И тут же валялись медные трубы, в которые резкими порывами задувал ветер. Трубы подвывали. И крутил снег. Мело.

По заметенной дороге неслась тройка, которой правил Попов-Тринадцатый, а в санях была запрокинута небольшая фисгармонь, по разбитым клавишам которой какой-то безумец барабанил нечто похожее на громоподобный, дикарский марш.

— То акафист победный! Православные, ликуйте! — возглашал попик, выглядывая из-под соломы у его ног, и тер замерзший нос.

Сани, ныряя в сугробах, проскочили мимо опрокинутой фуры.

Мело, мело… А в поле и вовсе крутили вихри.

В жарко натопленной избе Денис правил саблю.

Рядом с ним сидел маленький барабанщик.

— Месье, — тянул он уныло, — я вас люблю, месье, но мне плохо.

— Опять ты свое…

— Я предатель великой армии!..

— Нету великой армии.

— А как я вернусь в Париж?.. — почти плакал маленький барабанщик: — Месье! Отправьте меня в плен! Вы же это понимаете, месье…

— Дурачина! Я сам привезу тебя в Париж и передам твоему легкомысленному папаше.

В дверь осторожно всунулся Васька Буделек.

— Ваше высокоблагородие! К вам подполковник Палицын от графа Ожаровского.

— Проси!

Вошел заснеженный подполковник Палицын.

— Я вас не задержу, Денис Васильевич, — сказал он, поздоровавшись, и добавил, пряча улыбку: — Осведомлен. У вас меланхолия. Недосып. Но… — Он снова перешел на строгий, официальный тон. — В связи с дальнейшей ненужностью доблестных партизанских действий у генерала графа Ожаровского имеется указание о вашем срочном поступлении под его начало.

— Я счастлив, — мрачно отозвался Денис. Рукава его сорочки, вправленной в мужицкие штаны, были засучены по локоть, в руках он держал только что ослепительно наточенную саблю.

Палицын положил на стол пакет.

— Планы вашей передислокации и соединения с частями его превосходительства в конверте.

— О, я был бы счастлив исполнить повеление графа, — сказал Денис, слегка прищурясь. — Но лишен этой возможности, поскольку спешу на соединение с частями генерала Орлова.

— Орлова? — удивился Палицын. — Странно. Граф Ожаровский мечтал иметь тысячу ваших сабель в своем авангарде.

— Я сам мечтал.

— Граф так к вам расположен!..

— Я сам к нему расположен.

В этот момент распахнулась дверь, и возник Попов-Тринадцатый. Он с трудом волочил гигантский куль. Помогавший ему попик тут же исчез.

Денис в изумлении смотрел на Попова, как на воскресшего из мертвых, а затем бросился к нему.

Хорунжий осторожно опустил тяжелый куль, и друзья обнялись.

— Живой, дьявол! — говорил Денис.

Они постукались лбами, и после этой лошадиной ласки Попов шепнул что-то Денису на ухо.

— Да что за секреты? — удивился Денис.

Попов мялся, молчал, глазами указывая на куль, лежавший на полу, и покосился на Палицына.

— Не смею мешать, — произнес тот, поняв, что он лишний, и приложил руку к козырьку. — Разрешите идти?

— Да, да. Графу сердечный привет. Я тоже мечтал.

Палицын вышел.

— Ну что там у тебя? — спросил Денис и хотел было ткнуть куль ногой.

— Тсс! — испуганно остановил его Попов.

Маленький барабанщик, вытаращив глаза, смотрел на Попова. Тот, наконец, приметил его и расхохотался.

— Вив ля Франс! — обнял его, подняв на руки, тискал. Маленький барабанщик пытался вырваться и мычал, весь красный, у него даже слезы выступили, и, наконец, вырвался и убежал.

Попов, тут же затворив за ним дверь и, просунув в ручку табурет, чтобы никто не вошел, таинственно заговорил:

— Дело сделано, Денис, нужно ехать в Петербург! — Он подошел к мешку и начал его вспарывать. — Держи, — озабоченно распорядился он, и Денис, ничего еще не понимая, стал помогать ему. — Боялся, понимаешь, чтобы он не замерз, — говорил между тем Попов.

Когда он снял мешковину и раскрутил тряпки, Денис увидел стоящего, как мумия, офицера. Попов рванул бинты с его лица, и перед ними возникла долговязая фигура коменданта Сычевки полковника Можеро. Наполеоновская прядь примерзла ко лбу, а походный сюртук был в пятнах, в подтеках и разодран. Губы несчастного Можеро едва шевелились, пытаясь что-то произнести. Попов смотрел на Дениса торжествующе.

— Ваше величество! — провозгласил Попов, обращаясь к «мумии». — Вы пленены Отдельным партизанским соединением полковника Дениса Давыдова! — И, повернувшись к Денису, отрапортовал: — Император Франции Наполеон Бонапарт!

Денис щелкнул каблуками перед «императором» и воскликнул, хлопнув Попова по плечу:

— Ну, повезло тебе, чертов сын! Ну и повезло!

Что-то не то было в его тоне, и Попов подозрительно посмотрел на Дениса.