Сергей Ермолинский - Денис Давыдов (Эскадрон гусар летучих)

В окнах по-прежнему кружились танцующие пары, и гремело фортепьяно…

Начал падать снег.

Он падал все гуще и гуще. Зима в двенадцатом году, на беду французам, ударила рано…

По заснеженному лесу мчался Попов-Тринадцатый, свернул с дороги, утопая в сугробах. У дороги возились мужики, рубили лес, заваливали дорогу деревьями.

— Бог в помощь, мужички! — крикнул Попов, углубляясь в чащу, и уже оттуда слышался его голос: — Дени-ис!..

Катерина подняла голову. В чаще проехало еще несколько всадников. Дениса среди них не было. С могучей силой взмахнула она топором, и еще одна ель, медленно накренясь, со скрипом рухнула, накрыв собой другие деревья, уже сваленные поперек дороги…

Попов-Тринадцатый влетел в избу. Там за столом восседал Денис, а с ним Бедряга, Мартынов-Черкесский, Митенька Бекетов, все его друзья офицеры. На столе стояли фужеры и бутыль вина. Накурено было изрядно. Суетился, хозяйничая, Васька Буделек.

— Поздравляю именинника! — выкрикнул Попов, скидывая тулуп. — Танцуй, атаман! Звезда твоя такая! По дороге в Сычевку видели Наполеона!

— Шутишь?

— Вот крест! Разорви меня пополам.

Блестя глазами, Денис подал ему фужер:

— Значит, видели, говоришь?

Попов-Тринадцатый скосил мученические глаза на фужер, пожевал губами и поставил фужер на стол.

— Истинный бог, видели! — повторил хорунжий и перекрестил фужер.

— Сам святой и святому верю, — засмеялся Денис и командовал: — Выходим с дозорами!

Встал, и все встали и начали одеваться.

Дозор Дениса и Попова-Тринадцатого осторожно пробирался по лесу, по краю его — за деревьями — видна была дорога.

— Так и езжай вдоль дороги. И чтобы — тихо!

Сказавши это Попову, Денис углубился в лес и вскоре выехал на поляну. Он уже почти достиг лесной тропы, но его окликнул женский голос.

Он оглянулся и увидел Катерину. Она скакала к нему.

Он улыбнулся ей. На середине поляны они сблизились.

— Где таишься-то? — спросил Денис, продолжая улыбаться: — Ни слуху о тебе, ни духу…

— Таюсь. И ты пока таись. — Она чуть наклонилась к нему.

Их кони, рыжая кобыла Катерины и вороной Дениса, встали рядом и дружелюбно терлись мордами.

— Ну, ну, не балуй! — прикрикнул Денис, когда его конь стал подталкивать кобылу, а она отстранялась мордой. — Молода еще? — кивнул он на кобылу.

— Какая уж молодость, не из барских конюшен!

— А мой жеребец сколь ни живет, все дурень! — засмеялся Денис.

— Что смеетесь? — словно с укоризной, спросила Катерина.

— А ежели я нынче именинник?

— Вот не знала! — она посмотрела на него, засмеявшись: — А подарочек есть!

— Да ну?

— Наклонись, барин. — Сняла с себя иконку на шнурке. Он деловито подставил черную, кудрявую голову, и она надела ему образок. На какое-то мгновение он совсем близко увидел ее строгие, неподвижные глаза.

— Да найдет десница твоя врагов твоих, — прошептала она.

Взгляды их встретились, и Денис протянул руку, чтобы задержать ее возле себя, но она резко дала шпоры кобыле. Та взвилась и сразу оказалась в отдалении. А рядом с Катериной тотчас возник Яшка-цыган.

— Прощай, ваше благородие! — крикнула Катерина и скрылась в чаще вместе с Яшкой. — Прощай-ай! — летело эхом по лесу…

Из растворившейся дымки появились силуэты всадников. Это был отряд Дениса, продолжавший следить за дорогой в окрестностях Сычевки. Они проехали уже немало верст — мимо сожженных деревень, изб. Одно за другим возникали обугленные строения, останки бывшего человеческого жилья. Там и здесь попадались одинокие, наспех сколоченные кресты… И вдруг впереди перед ними открылся равнинный простор, а на пригорке — усадьба. Не то чтобы очень большая, но была она, как мираж, потому что возвышалась целехонькая, не обгоревшая, чистенькая…

— Будто тут и не воевали, — сказал Попов-Тринадцатый.

— Здесь и переночуем, — сказал Денис.

Всадники легкой рысью направились к усадьбе, въехали во двор, к дому, и не видели, что чьи-то глаза следят за ними — сначала из первого этажа, потом — из второго.

Денис вошел на крыльцо, постучал в дверь. Никто не отозвался. Он забарабанил громче, кулаком, потом ногами. Никого. Переглянувшись с Васькой Будельком, как всегда, следовавшим за ним, Денис со всей силой ударил ногой, и дверь отлетела. Денис вошел.

В первой большой комнате — не то гостиной, не то столовой — он остановился в некотором недоумении.

Комната была чисто прибрана. Большие настенные часы тикали. Без сомнения, здесь жили, здесь были люди! Но было не топлено, и пар валил изо рта.

— Эй Кто-нибудь есть? — крикнул Денис.

Он не заметил, что, прячась за портьеры верхнего балкона, за ним следил неизвестный человек, проскальзывая с одного места на другое.

— Черт побери, выходите!

И Денис направился к лестнице, ведущей на второй этаж, но сверху тотчас скатился к нему человек с возгласом:

— Денис Васильевич! Вы ли это?! Не верю! Не верю глазам!

— Устимович! — произнес в изумлении Денис, не сразу узнав его.

Да и впрямь, его, не сразу можно было узнать: он постарел, осунулся, однако же был в теплом, уютном, даже, если угодно, франтовском халате, лысеющие волосы припомажены, усы нафабрены, лицо аккуратно выбрито, словно он готов был к приему гостей, нужно только сбросить халат, надеть сюртук.

— Неужели наши уже пришли? Неужели такое счастье? — говорил он в нервном возбуждении.

— Скоро уж, — ответил Денис, разглядывая Устимовича.

— О, скорее бы. Живу как на бомбе!.. Страх, ужас…

— Французы?

— Ой, были. Давно были. А теперь бегут мимо. Я-то — в сторонке, в сторонке от большака.

— Ну, ладно, там разберемся. Мне надобно коней накормить, гусар напоить, — озабоченно проговорил Денис.

— Боюсь, ничем помочь не смогу. Дворня-то вся в лес ушла…

— И вы один здесь?

— Да, да, — замотал головой Устимович. — Один, один…

— Послушайте, — нетерпеливо перебил Денис. — А где граф Нелюбов?

— Вы ничего не знаете? Боже мой! Он погиб, как герой! Умер на моих руках! И похоронен здесь.

— А Катрин?..

— Слава богу, жива. Очень переживала смерть старика, болела.

— Где она?

— В надежном месте, Денис Васильевич, не беспокойтесь, — как-то неопределенно ответил Устимович.

Они стояли на сельском, кладбище, высоко над рекой, сняв шапки. Деревянный крест, занесенный снегом, обозначил могилу старого графа. Денис растроганно говорил:

— Простите меня, Устимович, а ведь я вас не любил. Вы оказались благородным человеком…

А когда они возвращались к усадьбе, веред ними выросла толпа хмурых мужиков. Устимович испуганно посмотрел на Дениса и заспешил, хотел было пройти поскорее, но из толпы выдвинулся маленький мужичок и остановил Дениса.

— Ты, что ль, Дениска? Бают, Емелькин сынок? — спросил он тоненьким, злым голосом.