Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

В сознании людей природой предусмотрено наличие своего рода предохранительного клапана, позволяющего свыкнуться и приспособиться к самой невероятной обстановке. Через два дня после гибели Френка и неожиданного приезда семейства Милуордов, Фишера и Боуэрса, Нелли, как ни в чем не бывало сновала по дому, словно готовясь к званому обеду. Доктор, трудившийся в кабинете над нотой, которую собирался представить в ямэн, слышал голоса играющих в коридоре детей. На кухне, гремя кастрюлями и сковородками, визгливо бранились А-ли и А-сунь. В кабинет просачивался чарующий запах тушеного мяса.

Доктор гордился Нелли, однако не меньшую гордость вызывали у него Дженни и Джордж, которые без всяких возражений уступили семейству Милуордов детскую. Американцы, возможно, впервые жили в чистоте и достатке. Они довольно быстро привыкли к строгому режиму, установленному Нелли, и поддерживали в комнате порядок. Впереди шествовала Нелли с тряпкой, а за ней покорно плелась Летиция. В первое утро доктор едва сдержал слезы, увидев, как дети с изумлением и восторгом взирают на игрушки Джорджа и Дженни, то и дело со страхом поглядывая на отца, читавшего в уголке Библию.

Джордж и Дженни быстро взяли дело в свои руки. Сперва, когда доктор только представил их детям Милуордов, на мгновение повисло неловкое молчание. Положение спас Джордж, который, улюлюкая, подхватил на руки младшую дочку Милуорда и усадил ее на игрушечного коня-качалку. Глаза девочки за толстыми стеклами очков заморгали от неожиданности, но через несколько мгновений она уже весело смеялась. Дженни отдала девочкам кукол, а для мальчиков Джордж открыл ящик, в котором хранил солдатиков. Летиция с беспокойством поглядывала на мужа, но Септимус оставался погруженным в чтение. Джорджа и Дженни не смутило то, что дети не знали, что делать с солдатиками и куклами. Терпение и доброта брата и сестры не знали предела. Появились первые ростки зарождавшейся дружбы. Нелли и Аиртон опасались, что Септимус станет сетовать на гомон, однако проповедник, казалось, погрузился в свой собственный мир. Весь день он листал Библию, а трапезничал, не выходя из комнаты. Когда на второй день Летиция предложила свою помощь по дому, Нелли почувствовала, что одержала маленькую победу.

«Все не так уж и плохо, как вначале казалось», — думал Аиртон. Да, все они по-прежнему находились в подвешенном состоянии, однако в их маленьком мирке царил порядок и, в известной степени, даже веселье.

На следующее утро после «дня катастрофы» — это пышное название придумал Фишер, Аиртону все виделось в черном свете. Встав рано, он начал обход больных. С облегчением доктор увидел, что пациент, которому удалили аппендикс, в хорошем состоянии и был рад, убедившись, что Том быстро идет на поправку. Том уже требовал, чтобы ему разрешили вставать с постели, и желал знать, что стало причиной того шума, который он услышал накануне. Доктор решил тут же рассказать ему обо всем, что случилось. Рано или поздно Том все равно узнал бы правду. Он даже поведал Тому об Элен Франсес, ничего от него не утаив. Том воспринял дурные вести мужественно, как настоящий мужчина. Узнав об убийстве Френка, он склонил голову. С каменным лицом он выслушал рассказ о любовной связи Меннерса и Элен, о беременности и о пагубном пристрастии своей невесты. Казалось, Том нисколько не удивился. Он лишь кивал. Аиртон знал, что подсластить горькую пилюлю ему нечем, поэтому постарался ограничиться лишь точным, быть может, даже сухим изложением фактов. Хладнокровие доктора передалось и Тому. Когда Аиртон закончил рассказ, Том задал лишь два вопроса.

— Как ЭФ? Она поправится?

Доктор ответил, что об этом судить еще рано. Ее лишили возможности принимать наркотики. Она мучается, но у нее сильная воля, и доктор не видел оснований сомневаться в том, что ей удастся преодолеть пагубную привязанность. Элен нужна забота. Остается только ждать. Девушка еще слишком слаба, и ее нельзя беспокоить. Ребенок развивается нормально.

— Рад слышать, — коротко произнес Том. — Повезло ей — оказалась в руках такого хорошего доктора, — и тут Том задал второй вопрос. Он задал его таким спокойным голосом, что Аиртон едва не перепугался. — А как отец ребенка? Как Меннерс? Вы говорили, что он погиб?

— Том, его забили до смерти.

— Вам это точно известно?

— Так нам рассказал Фишер. Он сам все видел. Боуэрс — тоже.

— Спасибо, доктор. А сейчас мне бы хотелось отдохнуть. Я к вам скоро зайду.

— Мне кажется, Том, что тебе лучше оставаться в постели, пока…

Однако молодой человек посмотрел на доктора так, что Аиртон счел за лучшее оборвать фразу на полуслове и тихо выйти из комнаты. Ну и, разумеется, когда он признался супруге, что все рассказал Тому, Нелли очень рассердилась, обозвав Аиртона бесчувственным сухарем.

— Придержи язык, женщина, — взорвался доктор, к собственному несказанному удивлению. — Ты что, не понимаешь, в каком мы положении? Том должен обо всем знать, смириться с тем, что случилось. А если мы будем с ним нянчиться, этого никогда не произойдет. — После этой тирады он потребовал, чтобы Нелли вернулась к своим домашним обязанностям, покуда мужчины будут держать совет. Супруга не стала спорить, что не могло не порадовать доктора.

— Ну что ж, тебе лучше знать, — только и сказала Нелли.

Аиртон не припоминал, что ему доводилось давать жене такой отпор. Как никогда решительно, властно, доктор вошел в столовую, где Фишер, Филдинг и Боуэрс как раз доедали завтрак, и, стараясь быть максимально объективным, изложил свою точку зрения на сложившееся положение.

— Джентльмены, — начал он, — всем нам известно, что вчера случилось. Вполне естественно, произошедшее вселяет в нас чувство тревоги, однако следует отметить, что мы многого не знаем. Совершенно очевидно, что в городе творится неладное. Убийство Дэламера говорит о том, что боксеры обрели такую власть, что для нашего же блага мандарин решил собрать нас всех в одном месте. Я не оговорился — для нашего же блага. Именно так нам сказали чиновники, доставившие вас сюда. Давеча вечером вы, Филдинг, сказали, что я знаю мандарина. Это действительно так, и у меня нет оснований полагать, что он изменил нашей давней дружбе. Он говорит, что хочет защитить нас. Я ему верю. Я также предлагаю действовать осмотрительно и не совершать опрометчивых поступков. Так, например, я бы посоветовал забыть о побеге, планы которого вынашивают некоторые из присутствующих здесь, — доктор поглядел на Филдинга, который улыбнулся и знаком предложил доктору продолжать. — Да и о каком побеге может идти речь? Железная дорога перекрыта, а собрать караван мы не можем. Побег был бы поступком опрометчивым и нежелательным. Все мы прожили в Китае немало лет, и нам уже доводилось сталкиваться с подобными народными волнениями. Я уверен, скоро все вернется на круги своя и власти наведут порядок. А пока не будем терять голову.