Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

— И все же, чтобы противостоять усилению русского влияния в Манчжурии…

— Да, да, я читал ваш отчет. Но мне все равно не нравится ваш план. Особенно памятуя о том, что из всех агентов вы выбрали именно Меннерса…

— Мы решили, сэр, что его связи с японцами окажутся как нельзя кстати.

— Поступайте, как считаете нужным, Притчет. Ладно, пусть Меннерс напишет отчет об этом инциденте в Фусине. Но помните: отчет должен быть секретным. Согласно нашей официальной точке зрения, в Фусине произошли незначительные волнения.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— И сделайте все возможное, чтобы я встретился с Хендерсонами, как только они приедут в Пекин.

— Да, сэр.

— И хватит устраивать панику по поводу боксеров.

— Да, сэр.

— До свидания, Притчет. Путь до города неблизкий. Кстати, спасибо, Притчет. Вы славный человек.

Сэр Клод глубоко вздохнул. Несмотря на видневшиеся кое-где отблески заката, на равнину опускалась тьма. В доме зажгли свет, уютно мерцавший за зарешеченными окнами. Сигара погасла. Он сунул руку в карман и извлек коробок, однако оказалось, что в нем нет ни единой спички. Рядом с ухом звенел комар.

— Черт, — выругался под нос сэр Клод и, повернувшись, побрел к дому.

Том и Элен стояли на импровизированной деревянной платформе среди сундуков и чемоданов рядом с паровозом, изрыгавшим клубы белого дыма, поднимавшиеся к бледно-голубому небу. Генри Меннерс, отправившийся договариваться о лошадях, мулах и проводниках, чтобы добраться до Шишаня, пропал без следа, и теперь Тому и Элен казалось, что они навеки застряли на этой всеми забытой станции. Примерно в ста ярдах от них, неподалеку от платформы, ютилась убогая деревушка. Тоненькая струйка дыма, поднимавшаяся над плоской крышей, свидетельствовала о том, что в деревне кто-то есть, однако единственным подтверждением тому был пес, грызший баранью кость у ног Элен. За охлаждающимся паровозом виднелось полотно, по которому вскоре должны были проложить железную дорогу, а груды перекопанной земли тянулись вдаль, исчезая за горизонтом. Однако покуда не успели положить ни шпал, ни рельсов, станция, на которой они оказались, была конечной. Пока Том ходил взад-вперед по платформе, обеспокоенный отсутствием Меннерса, Элен с восторгом оглядывалась по сторонам. Дул сильный ветер, в ноздри бил запах степи. В повисшей тишине девушка наслаждалась картиной полного покоя и безмятежности.

Ей очень понравилось путешествие на поезде, занявшее у них три дня. Роскошный вагон, в котором была гостиная, раздельные спальни, кухня и столовая, потряс Элен до глубины души. Не меньшее впечатление на нее произвела добрая дюжина слуг и поваров, готовых выполнить любую прихоть путешественников. Благодаря положению, которое Меннерс занимал в железнодорожной компании, ему удалось выхлопотать им отдельный вагон, который подсоединили к поезду, совершавшему регулярные рейсы до Тяньцзиня. После приезда в Тяньцзинь им специально выделили паровоз, который довез их до станции, где заканчивалась ветка. Подобное обращение, достойное коронованных особ, было для Элен в новинку. Днем Элен с Томом играли в лото, а вечером ужинали, причем блюда подавались на серебряной посуде, словно путешественники были королями. За окнами в основном тянулась скучная равнина, лишь однажды привлекшая внимание Элен. Это случилось на второй день пути, когда они проехали мимо обрушившихся башен Великой Китайской стены, развалины которой, извиваясь причудливой змеей, бежали по горам и долам. Потом они ехали вдоль побережья, огибая залив Чжили. Путешественники с восхищением смотрели на маленькие сосенки, тянувшиеся к небу на фоне бескрайней морской синевы.

Том был самим очарованием и не давал ей скучать, то и дело рассказывая что-нибудь интересное или смешное. По сути дела, она впервые оказалась с ним наедине. Том был очень милым и тактичным. Каждый раз, проводив Элен до дверей спального купе, он обнимал ее и целомудренно целовал. Большего он не требовал, в чем, собственно, не было ничего удивительного. Для него вопрос ее чести был не менее важен, чем сама жизнь. Она поймала себя на том, что пытается представить, каково было бы путешествовать в такой роскоши наедине с Генри Меннерсом. Остался бы он джентльменом до конца, как Том? Путешествовать вместе с одинокой беззащитной молодой леди… Пантера и ее добыча. Интересно, отчего Меннерс отказался ехать с ними? Она вспомнила о слухах, которые ползли по Пекину. Многие нелестно отзывались о приятелях Генри, работавших в Таможенной службе, — поговаривали, что они содержат целые гаремы блудниц. Меннерс выбил у железнодорожной компании отдельный вагон для себя. «Может, он едет не один», — мелькнула в голове гаденькая мысль. Может, он взял с собой прекрасную китайскую наложницу с маленькими ножками, накрашенными ноготками, в синих шелковых одеждах, с нефритовыми заколками в пышных волосах. Она представила, как крошечная, словно куколка, девушка сидит у Меннерса на коленях, а он, сардонически усмехаясь, ее разглядывает и прихлебывает бренди: в руках — бутылка, рубашка расстегнута, в зубах сигара. Она покраснела, устыдившись картины, нарисованной бурным воображением, и, посмотрев на жизнерадостное лицо Тома, полностью поглощенного приключенческим рассказом в «Блеквуде», покачала головой.

Она знала, что любит Тома. Вспомнился вечер после бала-маскарада, когда они стояли на верхней палубе парохода, плывшего через Индийский океан. На небе сияли звезды, издалека доносились приглушенные звуки музыки, смешивавшиеся с тихим шелестом фосфоресцирующих волн. Бал был посвящен произведениям Шекспира, и Элен выбрала «Отелло». Рискнув, она предложила Тому поменяться ролями, и он согласился, поэтому Элен, перемазавшись ваксой, явилась на бал в трико и камзоле, изображая маленького, хрупкого Отелло. Здоровяк Том, представший на балу в облике Дездемоны, еле натянул на себя платье, сшитое из занавески. Из швабры он сварганил на скорую руку парик, а губы размашисто подвел ярко-красной помадой, отчего стал похож на клоуна. Они выиграли первый приз, а Том в придачу еще и завоевал ее сердце. Она нисколько не удивилась, когда в тот вечер он неуклюже, чуть ли не извиняющимся тоном сделал ей предложение. Она посмотрела в полные волнения глаза, сиявшие на лице, покрытом клоунским гримом, и ее охватил прилив нежности. Она согласилась. Он поцеловал ее, перемазавшись ваксой. Хохоча, они осели на палубу и долго смеялись, крепко держа друг друга за руки.

Разумеется, на следующий день молодого человека охватило чувство беспокойства. Что скажут тетушка и мистер Дэламер? Не обманул ли он доверие ее отца? Том согласился сопровождать Элен. Получается, он воспользовался своим положением? «Конечно, да, — ответила она Тому. — И я этому очень рада!» От этих слов Том помрачнел еще больше, а она весело засмеялась, понимая, в каком непростом положении он очутился. Однако шли недели, и к Тому вернулось хорошее настроение. Теперь мысль о том, что ему предстоит просить у мистера Дэламера ее руки, вселяла в него лишь радость. Сама же Элен никогда об этом не беспокоилась. С того момента, как корабль в окружении брызг и тучи чаек отплыл из Саутгемптона, вся ее предыдущая жизнь сузилась до образа тетушки, машущей ей на берегу, а потом воспоминания о ней померкли окончательно. Буря в Бискайском заливе, выступающие из тумана диковинные скалы Гибралтара, дельфины и летучие рыбы Средиземного моря, караваны верблюдов, чьи силуэты Элен разглядела, когда пароход проплывал по Суэцкому каналу, рынок пряностей в Адене — все те зрелища и звуки, будоражившие ее в первые, полные впечатлений, недели путешествия, теперь казались столь далеким прошлым, что Элен не знала, были ли они на самом деле. Сколько с тех пор уже успело произойти! Бомбей. Коломбо. Пенанг. Острова в золоте закатного солнца. Гонконг. Шанхай. Тяньцзинь. Пекин. Элен жила дивным, поражающим воображение настоящим, а Том был частью этого настоящего, поэтому ее любовь к молодому человеку казалась естественной, практически неизбежной. Отца она не боялась. Она смутно помнила, как, когда ей было двенадцать лет, он заявился в дом тетушки, завалив Элен подарками. Тогда она впервые увидела, как взрослый плачет. Он сжимал ее в объятьях, одновременно смеясь и рыдая, а огромные соленые слезы катились по его красному лицу, капая на усы. Тычась огромным носом ей в ухо, отец все повторял: «Доченька. Доченька родная». Несколько дней спустя он снова пропал. Но она помнила исходившее от него любовь и тепло, запах табака и пива, и безутешно плакала, когда он ушел. Элен была уверена, что он полюбит Тома или же она заставит отца полюбить его. Однако встреча с отцом казалась далеким будущим. Сейчас она была счастлива стоять на деревянной платформе среди пустынной равнины и ждать появления Генри с лошадьми. Это было так здорово.