Д Кузиманза - Раз — попаданец, два — мерзавец [СИ]

Когда-то Кторов — тот самый Кторов! — часто стоял перед артистическим подъездом в лихо сдвинутой набок шляпе. А теперь буду стоять я. И хотя шляпа у меня не заокеанская, в отличие от великого, но глаза кариатид засверкают восторженными взглядами. Наивный мальчишка…

«Приехали», — буркнул таксист.

Афиш с моей фамилией пока еще не вывесили, здание выглядело обшарпанным. Фойе оказалось неожиданно большим. С двух сторон вверх уходили витые лестницы с красивыми ажурными решетками. Над окошечком кассы парили покрытые пылью толстощекие херувимы с таким выражением, словно они ведут счет проданным билетам. На изящном пьедестале у окна за раскидистой пальмой из-за паутины выглядывал мраморный бюст Гоголя.

Никто меня не встречал, даже швейцар или охранник блистательно отсутствовали.

Я пересек фойе и через ближайшую дверь вошел в зрительный зал. Но там было темно, и все казалось черным. Все же, какой-то свет еле-еле освещал сцену. Было ясно, что зал имеет подковообразную форму и рассчитан примерно на пять сотен зрителей. Я разглядел ряды стульев с металлическими номерками на спинках и четыре ложи.

Но где же торопивший меня человек? За кулисами, раз сцена освещена?

Я зашел в директорскую ложу, потом открыл дверь к ведущей на сцену железной лестнице, по которой осторожно спустился.

Вот я и на сцене, как и подобает артисту. Я сразу почувствовал себя увереннее, поднялось настроение, словно само право выйти на сцену наделило меня особой властью. Я повернулся лицом к зрительному залу и мысленно увидел перед собой кресла, заполненные зрителями. Шелест программок, смокинги мужчин, ослепительные наряды дам. Шквал аплодисментов, вопли «браво», букеты… нет, корзины цветов.

«Я на сцене настоящего театра!» — восхитился я и сделал шаг вперед.

И обрушился в сценический люк…

Темнота.

Тишина.

Потом негромкое, но настойчиво бормотание.

— Операционных шрамов нет. Кажется, этому парню никогда не требовалась медицинская помощь, — бодро сказал кто-то в сумерках, из которых никак не желало выбраться мое сознание.

— Проверьте пломбы, — сварливо отозвался другой голос. — Не хватало ему еще появится там с голливудской улыбкой.

— Уже проверили, зубы здоровые, как у юного волка.

— Романтик, — хмыкнул сварливый. — Будьте очень внимательны!

Я с раздражением спросил бы их, что происходит, но голоса бодрого и сварливого постепенно стихли вдали. Глаза мои вдруг открылись, и я оказался в светлой комнате, в кресле и за столом. Напротив сидели два солидных мужчины в очках и дорогих костюмах. Я невольно взглянул на себя и даже удивился, что моя нижняя челюсть не грохнула о поверхность стола. Так не одевался даже друг Миши Пыжевского — сын известного артиста и дочери не менее известного бизнесмена.

Один из солидных мужчин понимающе улыбнулся мне и сказал:

— Это не предел наших обещаний. Прочтите договор.

Договор обещал столько, что я решил: вот прямо сейчас меня опять отправят в обморок и порежут на органы. Молодой, здоровый донор. Зубы, как у юного волка.

Очевидно лицо мое не выражало особой радости, а только ужас, поэтому в беседу включился второй мужчина.

— Меня зовут Аркадий Матвеевич, — сказал он приятным, хорошо поставленным голосом. — Что вы знаете об Анне Леопольдовне и Анне Иоанновне?

Мои травмированные ужасом мозги еле-еле сообщили мне, что вторая Анна была вроде сексуально озабоченная дура и императрица. «Дуру» я решил не озвучивать, а об императрице сказал.

— Очень хорошо, — сказал Аркадий Матвеевич. — Вторая была после Анны Иоанновны, и обе стоили друг друга. Короче говоря, нам нужно их деятельность подкорректировать.

— В каком смысле? — уточнил я, осмелев.

— Ну-у, они натворили много глупостей… Бабы, что с них возьмешь?

Я энергично покивал. Действительно, забрались на престол. Детей бы рожали. Так и сказал.

Аркадий Матвеевич просиял:

— Я рад, что мы с вами в этом единодушны. Дуры-бабы, что с них взять? И справиться с ними будет очень просто. По счастливой случайности, вы похожи на одного известного и богатого дворянина той эпохи. Вот вместо него вы и будете действовать. А сами знаете: что мужчина скажет, то женщина и выполнит.

Я опять энергично покивал. «Известный и богатый дворянин» — эти слова разрешили все мои сомнения.

— Вы получите инструкции, все очень просто, уверяю вас.

— Короче, я буду попаданцем?

— Э-э-э? Короче, да, но со всем возможным комфортом. А когда вы вернетесь, то получите вот и вот, и вот.

Я не поверил своим глазам: суммы в банках, привилегированные акции, социальная и медицинская страховка. Схватился за авторучку, пока они не передумали или не оказалось, что это всего только сон.

Но все же мозги мои не были совсем уж кретинскими, и я уточнил:

— Кем я буду там, куда попаду?

— Дмитрием Андреевичем Прозоровским, двадцати двух лет, который был князем и двоюродным племянником князя, жил в имении отца, учился кое-как и кое-чему, а именно, фехтовал, ездил верхом и совершал пробежки по окрестным лесам. Когда отец умер, молодой князь с удивлением узнал, что имение разорено карточными долгами отца. Собрав оставшиеся ценные вещи, Дмитрий продал их, выручил сумму, на которую можно было прожить месяца два и решил ехать в Петербург, поступать на службу. Из рассказов отца он знал, что в столице жили два старинных его знакомых, это давало надежду на протекцию.

Какому-нибудь студенту исторического факультета это было наверняка полезно, но для меня показалось рассказом из скучной книжки, и все-таки я важно кивнул. Князь, а как же! Но Аркадий Матвеевич ничего не замечал и вручил мне файл с листами бумаги:

— Вот, немножко войдете в курс дела. Ничего особенного. Например: «Было раннее утро, когда князь подъезжал к Петербургу. Последние дни июля тысяча семьсот сорокового года. По одной стороне дороги, там где их не закрывали хилые деревца, виднелись болота, сплошным кольцом окружавшие недавно созданный Петром город…» Счастливого пути!

Я хотел опять кивнуть, но никак не мог разлепить веки, поэтому исторический диктант меня ужасно нервировал.

Засыпаю со скуки или что же это со мной?

Так и откажутся от моих услуг, пошлют подальше.

Я глубоко вздохнул и вдруг легко открыл глаза.

В воздухе чувствовалась непривычная мне близость моря. Самого его не было видно, но для человека, столько лет прожившего в индустриальном городке средней полосы, и на нюх было заметно, что оно близко.

Петербурга я не знал и не имел понятия о том, где мне остановиться. Искать постоялый двор? И я стал смотреть нет ли среди видневшихся с другой стороны дороги домиков чего-нибудь похожего. Чтобы отдохнуть и привести себя в порядок перед въездом в столицу. Мне. Молодому князю Дмитрию Прозоровскому. Который приехал в Петербург поступать на службу и искать протекцию.