Бернард Корнуэлл - Меч Королей

Я смотрел на речные водовороты и пытался разобраться в происходящем. Видимо, Вармунд отплыл обратно в Лунден, когда увидел, как наши корабли уничтожают его небольшой флот у побережья Нортумбрии, но если Этельстан контролирует город, как нам сказали, то почему Вармунд все еще здесь? Почему громила не ушел с остальными людьми Этельхельма? И почему с ним только шесть воинов? Я видел четырех, но там шесть соломенных матрасов, и это тоже странно. Почему шесть человек поселились в доме на берегу, если остальные люди Этельхельма, предположительно,

засели в старом форте или охраняют дворец в северо-западной части Лундена?

Настала ночь. На южном берегу Темеза мерцало пламя факелов у входа в церковь, отражаясь в реке. Луна в три четверти скатилась за облако. Корабли, пришвартованные у соседних причалов, стонали на ветру, их фалы лениво хлопали по мачтам. Из таверны «Мертвый дан», стоящей неподалеку, доносился смех.

Дверь дома распахнулась, и я обернулся, ожидая увидеть Финана, но мой слуга Рорик вынес пылающий факел и приладил его у двери. Он посмотрел на меня, как будто собираясь что-то сказать, но затем передумал и вернулся в дом, сначала придержав открытую дверь для человека в капюшоне, который медленно и осторожно подошел ко мне с двумя кубками. Один кубок протянули мне.

— Это вино. — Бенедетта предложила мне выпить. — Паршивое вино, но лучше эля.

— Ты не любишь эль?

— Эль кислый. Как и это вино.

Я сделал глоток. Она права. Кислое. Но я привык к кислому вкусу вина.

— А ты любишь сладкое вино?

— Я люблю хорошее вино. — Она села рядом. — А этот уксус нашли в доме, на кухне. Может, его используют при готовке? Воняет!

— Вино?

— Река.

— Это город, — ответил я. — В городах реки всегда воняют.

— Помню этот запах, — сказала она.

— Его трудно забыть.

Бенедетта сидела слева от меня, и я вспомнил, как мы с Гизелой сидели на тяжёлой деревянной скамье, и Гизела всегда была слева.

— Королева страдает, — произнесла Бенедетта, — ей нужны удобства.

Я поморщился.

— Она желает матрас, набитый перьями?

— Да, она предпочла бы такой.

— Она попросила у меня помощи, — резко произнёс я. — И я ей помог. Когда я доставлю её в безопасное место, она получит столько проклятых перьев, сколько пожелает, но до тех пор ей придётся страдать от блох, как и всем остальным.

— Я ей передам. — Слова Бенедетты прозвучали так, словно ей не терпелось сообщить королеве эту плохую весть. — Ты считаешь, в Лундене небезопасно?

— Да, пока не узнаю, кто контролирует город. Финан скоро вернётся.

Я не слышал ни криков в ночи, ни топота бегущих ног, ни звона мечей. Тишина означала, что Финан и его люди не повстречали врагов.

Бенедетта откинула капюшон, и я смотрел на неё в ночной темноте. У нее были высокие скулы, а большие миндалевидные глаза казались особенно яркими на фоне смуглой бронзовой кожи.

— Ты меня разглядываешь, — спокойно сказала она.

— Да.

— Сначала мужчины смотрят на женщин, — продолжала она, — а потом берут то, что хотят. — Она пожала плечами. — Но я рабыня, чего мне ещё ожидать?

— Ты служишь королеве, требуй уважения.

— Я требую! Но это не прибавляет ни любви, ни безопасности. — Она запнулась. — Эдуард тоже на меня смотрел.

Я промолчал, но, видимо, невысказанный вопрос отразился на моём лице. Она снова пожала плечами.

— Он был добрее, чем некоторые.

— Сколько человек я должен для тебя убить?

Она улыбнулась.

— Одного я убила сама.

— Хорошо.

— Он был свиньей, a porco! Он лежал на мне, и я всадила нож ему меж ребер, когда он хрюкал как свинья. — Она повернулась и посмотрела на меня. — Ты в самом деле дашь мне убить Гуннальда Гуннальдсона?

— Ты этого хочешь?

— Это было бы приятно, — задумчиво произнесла она. — Но как я убью эту свинью, если ты увезёшь нас к себе, на север?

— Мы пока не решили, что делать.

— Если Гуннальд Гуннальдсон жив, — продолжила Бенедетта, — то думаю, он где-то неподалёку. Где-то возле реки, я знаю, потому что там всегда стоял этот запах. Большой и тёмный дом. И там есть свое место, где привязаны корабли.

— Пристань.

— Пристань, — повторила она, — с деревянной стеной. Там стояли два корабля. Ещё там был внутренний двор с оградой, другой стеной. Там он показывал рабов, или его отец нас показывал. Надеюсь, что он в аду. Мужчины смеялись, лапая нас. — Она резко смолкла, глядя в сторону дома, и я увидел, как в ее глазах блеснули слезы. — Я была всего лишь ребёнком.

— Но этот ребёнок попал во дворец, — осторожно добавил я.

— Да. — Она остановилась, произнеся одно это слово, и я уже думал, что больше она ничего не скажет, но она снова заговорила: — Где я была игрушкой, пока королева не пожелала, чтобы я ей служила. Три года назад.

— А долго ли... — начал я, но она перебила.

— Двадцать два года, господин. У меня каждый год на счету. Двадцать два года прошло с тех пор, как сарацины забрали меня из дома. — Она смотрела вверх по реке, туда, где за верфями высились мрачные склады. — Я с удовольствием его убью.

Дверь дома опять отворилась, и появился Финан. Бенедетта хотела подняться, но я положил руку ей на предплечье и удержал на месте.

— Люди Этельстана здесь, — сказал Финан.

— Благодарение богам за это.

— Но самого Этельстана нет. Считают, что он до сих пор в Глевекестре, но это не точно. Это у тебя эль?

— Вино.

— Проклятая моча, — сказал Финан. — Но я выпью, — он взял мой кубок и сел на угол стены. — Командует здесь твой старый друг Меревал.

И эта новость принесла облегчение. Меревал и в самом деле был моим старым другом. Он командовал стражей Этельфлед и много раз сражался бок о бок со мной. Я уважал его как человека трезвого, разумного и надёжного.

— Но только его здесь тоже нет, — продолжал Финан. — Уехал вчера. Повёл большую часть своих воинов на Верламикестр.

— На Верламикестр? Зачем? — это было возмущение в той же мере, что и вопрос.

— Одному Богу известно, зачем, — сказал Финан. — Тот тип, которого я расспрашивал, знал только, что Меревал ушёл! Неизвестно зачем, но уходил он поспешно. А здесь командовать оставил человека по имени Бедвин.

— Бедвин, — повторил я. — Никогда про такого не слышал. А сколько воинов привел Этельстан?

— Больше пяти сотен.

Я выругался, коротко и бессмысленно.

— И сколько оставил?

— Две сотни.

Которых не хватит, чтобы отстоять Лунден.

— И большая часть из них, — с горечью продолжил я, — должно быть, самые старые и больные. — Я поднял взгляд и увидел звезду, блеснувшую меж двумя спешащими по небу облаками. — А Вармунд?

— Бог знает, где этот ублюдок. Пропал бесследно.

— Вармунд? — испуганно переспросила Бенедетта.

— Он был в этом доме, когда мы пришли, — пояснил я.