Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

Годы спустя генерал настаивал, что из строя никто не вышел [1263] Тараканов, интервью в фильме The Battle of Chernobyl. .

На крыше люди спотыкались и бежали, их пригибала к земле неуклюжая броня, их подбитые свинцом сапоги скользили и расползались на графитовой крошке. Они бегали по рампам, взбирались по лестницам и останавливались перевести дыхание в гамма-тени вентиляционной трубы. Подхватив несколько кусков радиоактивного мусора, солдаты подходили к краю и бросали их в пустоту над тем, что осталось от реактора № 4. Работа каждого была ограничена временем, отмеряемым по секундомеру, чтобы облучение не превысило предусмотренные 25 бэр. Три минуты, две минуты, 40 секунд – и звучал вой сирены или удар колокола. Время заканчивалось быстро. Предполагалось, что каждый выйдет на крышу только раз, но некоторые бойцы возвращались туда снова и снова. Их глаза болели, во рту был металлический вкус, они не чувствовали собственные зубы [1264] Игорь Костин и Александр Федотов, интервью в фильме The Battle of Chernobyl. Биография Костина и снимки на крыше станции см.: Igor Kostin, Chernobyl: Confessions of a Reporter (New York: Umbrage Editions, 2006), 76–81 and 225–237. . На площадке М бывший фронтовой фотограф Игорь Костин испытал мистическое ощущение, словно он исследовал другой мир. Радиация была настолько высокой, что потом оказалась видна на пленке, заползая в фотокамеры Костина, поднимаясь через механизм перемотки, оставляя внизу его фотоснимков призрачные следы, как от высокой воды при наводнении.

Спустившись с крыши, бойцы чувствовали себя так, будто их кровь высосали вампиры. Они сворачивались комочком и не могли двигаться. Работа каждого солдата записывалась в журнал специалистами из Обнинска, истощение сил фиксировалось с точностью кладовщика [1265] Тараканов, интервью автору книги, 2016 год; «Список личного состава воинских частей и подразделений МО СССР, принимавших участие в операции по удалению ядерного топлива, высокорадиоактивного зараженного графита и других продуктов взрыва с крыш 3-го энергоблока, машзала и трубных площадок ЧАЭС в период с 19 сентября по 1 октября 1986 года», личный архив Николая Тараканова. :

Дудин Н.С. – сбросил вниз семь циркониевых труб весом по 30 кг

Барсов И. М. – убрал две трубы диаметром 80 мм, длиной 30–40 см… 10 циркониевых труб… весом 25 кг

Бычков В. С. – кувалдой разбил блок графита, приваренный к битуму

Кузьмин Н. Д. – сбросил вниз куски графита, до 200 кг

Армия «биороботов» Тараканова посменно выходила на крыши с 8 часов утра до 8 часов вечера в течение 12 дней [1266] Стародумов, см. «Чернобыль 3828»; Тараканов, интервью автору книги, 2016 год. . За это каждый из 3828 человек получил удостоверение и небольшую денежную премию, был отправлен на дезактивацию, а потом и домой. Первого октября генерал объявил о завершении операции. В тот же день, в 16:45, после долгих недель ремонта, модификации и проверок безопасности реактор 1-го энергоблока был наконец запущен [1267] Копчинский Г., Штейнберг Н. Чернобыль: О прошлом, настоящем и будущем. С. 115. . После пятимесячного перерыва Чернобыльская АЭС снова вырабатывала электричество.

Тараканов и ученые, наблюдавшие за зачисткой, устроили на крыше 3-го энергоблока небольшое празднование в честь их победы [1268] См. документальные съемки в «Чернобыль 3828», рассказ Стародумова, который был одним из разведчиков, поднимавших флаг. Фото Костина см.: Chernobyl: Confessions of a Reporter, 95. . Они наблюдали, как трое радиационных разведчиков в синих кроссовках и брезентовых комбинезонах пробежали по расчищенному пространству площадки М и стали карабкаться по лестнице, идущей по огромной вентиляционной трубе. Добравшись до верха реи в 150 м над землей, привязали к ограждению флаг и развернули его на ветру. Через открытую дверь зависшего сверху вертолета Игорь Костин запечатлел эту картину: красное полотнище, развевающееся по ветру, трогательный символ победы человека над радиацией.

Восемь дней спустя Тараканов, садясь в машину возле станции, потерял сознание [1269] Тараканов, интервью автору книги, 2016 год. . После почти двух недель на своем командном посту – наблюдения за работой бойцов через телекамеры и многочисленных выходов на крышу генерал сам накопил дозу в 200 бэр.

Тридцатого сентября новости о завершении Каскадной стены саркофага появились на первой полосе «Известий» [1270] Изображение статьи под заголовком «Укрощение реактора» см.: Козлова Е. Схватка с неизвестностью. С. 284. . К этому времени в зону прибыла третья вахтовая смена СУ-605 Средмаша, отряд из 11 000 человек, с заданием завершить проект штурмом. Главный инженер вахты Лев Бочаров из 51 года своей жизни почти 30 лет проработал в Министерстве среднего машиностроения [1271] Бочаров, интервью автору книги, 2017; Josephson, Red Atom, 69; IAEA, Nuclear Applications for Steam and Hot Water Supply, report no. TECDOC615, July 1991, 73; Stefan Guth, “Picturing Atomic-Powered Communism,” paper given at the international conference Picturing Power. Photography in Socialist Societies, University of Bremen, December 9–12, 2015. . Этот жизнерадостный человек ходил по Особой зоне в ватнике и черном берете. Он успел получить государственные отличия за свою карьеру, начав ее на одном из монументальных проектов Средмаша – строительстве Шевченко, города на 150 000 жителей, возле урановых рудников на пустынном полуострове Мангышлак в Казахстане. Силами десятитысячной трудовой армии заключенных ГУЛАГа, живших и работавших за колючей проволокой, Бочаров строил комбинат по обогащению урана, первый в мире коммерческий реактор-размножитель, самую большую в мире установку по опреснению воды и все, что необходимо для жизни мужчин и женщин, работников этих предприятий, – от кинотеатра до фабрики зубной пасты.

В Чернобыле Бочарову досталась самая значительная из задач, с которыми столкнулись инженеры Средмаша, – закрыть стальной гроб над 4-м энергоблоком, то есть возвести крышу над разрушенным центральным залом и достроить бетонную стену между энергоблоками № 3 и 4. Разрушенная часть здания таким образом оказывалась изолированной от остальной станции, что позволяло возобновить нормальную работу оставшихся реакторов. Но работы уже отставали от графика, и пересмотренные сроки завершения были абсурдны [1272] Записка КГБ от 5 октября указывала, что сооружение саркофага отстает от начального срока Средмаша, но операция по перекрытию начнется 11 октября, а блок № 3 должен быть введен в эксплуатацию 20 октября (Из архивов / Под ред. Ю. Данилюка. Документ № 65: «Доклад горотдела КГБ УССР и КГБ СССР в КГБ СССР о радиоактивной ситуации и ходе работ операции зачистки после аварии на Чернобыльской АЭС», 5 октября 1986 года). .

К этому времени 4-й энергоблок уже трудно было узнать, разрушенный фасад скрыли глухие стены из окрашенной в темно-красный цвет, забрызганной цементом стали – с грязным подъездным пандусом и скопившимися вокруг, как букашки, бетонными насосами и кранами Demag. Уровни радиации над центральным залом и обнаженной активной зоной реактора оставались настолько высокими, что невозможно было послать туда клепальщиков или сварщиков. Поэтому стальные части саркофага собирались на земле в самые крупные конструкции, какие могли поднять краны. Удерживаться они должны были только силой тяжести – гигантский карточный домик из стали [1273] Козлова Е. Схватка с неизвестностью. С. 324. . Колоссальные и нескладные части получили прозвища соответственно форме или размеру: «шапка», «юбка», «осьминог», «конура», «самолет», «клюшки» и, наконец, «мамонт». Так окрестили одиночную балку длиной 70 м и весом почти 180 т, настолько огромную, что на площадку ее со скоростью 4 км/ч везли специально изготовленные трейлеры [1274] Там же, с. 358–359; Беляев И. Чернобыль: Вахта смерти. С. 145. .