Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

Скорее инстинктивно, чем сознавая опасность, четверо товарищей бросились вон из ложбины, ища спасения на склоне холма.

Едва они успели спрятаться, как это животное быстро проскакало мимо них, да так близко, что до него можно было бы дотянуться рукой.

И даже с такого расстояния никто не брался определить, что за животное это могло быть, и когда оно уже спустилось в ущелье и скрылось с глаз за песчаными столбами, и тогда они не сумели распознать необычайное существо, которое чуть не раздавило их под своими тяжеловесными ногами.

Довольно долго стояли они, теряясь в предположениях.

Все это время слышались иногда то всхрапывание, то визг, то топот, хотя самого зверя давно уже не было видно.

Песчаный вихрь устремился к океану и в нескольких дюймах от края воды закрутился на ровной поверхности берега. По-видимому, и четвероногое, так сильно напугавшее странников, достигло той же равнины; временами повторялись страшные звуки, точно животное боролось со смертью: это были такие вздохи и стоны, подобные трубному звуку, каких, конечно, не слыхивал никто из живущих на земле.

Вся эта какофония располагала наших моряков к чему-то сверхъестественному; но мало-помалу они пришли в себя и наконец, собравшись с мыслями, рассудили, что все увиденное, услышанное и прочувствованное ими могло принадлежать только животному этого мира, громадному животному на четырех ногах, которое чуть было не раздавило их во время сна. Однако его странное поведение представляло главное затруднение, чтобы примирить это предположение с очевидностью. Зачем оно выскочило из ущелья, чтобы снова броситься туда стремглав? Зачем так отчаянно оно топает и бьется на дне трещины?

Не было ответа на все эти вопросы, и не могло быть до тех пор, пока дневной свет не озарит песчаные холмы. С первыми лучами солнца буря прекратилась.

Тут только моряки увидели, что за животное так грубо разбудило их от крепкого сна и тем, может быть, спасло их от гибели. Оно лежало на дне той самой трещины, где они так мучительно провели часть ночи. И если во мраке ночи оно показалось им неуклюжим и безобразным, то и при дневном свете впечатление было не лучше.

Огромных размеров – определенно выше лошади – оно имело такую своеобразную наружность, что ее немудрено было узнать даже тем, кто только раз видел этого зверя хотя бы на картинке. Длинная шея, маленькая голова с небольшими ушками, плоский нос, раздвоенная, как у овцы, верхняя губа, ноги с твердыми наростами на суставах, оканчивающиеся широкими раздвоенными копытами и крошечный пушистый хвостик, а ко всему этому огромный горб на спине!

– Э! Да это верблюд! – закричал Старик Билл. – Да как же это он сюда попал?

– Теперь все ясно, – произнес Теренс внушительно, – это он самый изволил прохаживаться по нам, когда мы спали! Да ведь я чуть дух не испустил, когда он поставил свое копыто как раз мне на желудок.

– Да и мне нелегче было, – подхватил Колин, – он вдавил меня в песок. О! Мы должны сердечно благодарить эту страшную бурю, которая занесла нас песком, а не то задавило бы нас до смерти это чудовище.

В этом замечании была некоторая доля правды! Но если слой песка был спасением от копыт верблюда, то и само животное послужило не меньшим избавлением от угрозы умереть под слоем этого самого песка.

Но необыкновенное приключение было объяснено лишь наполовину. Моряки убедились, что именно верблюд прервал их сон. Как они догадывались, переходя через ложбину, он искал защиты от песчаного вихря. Но что заставило его так внезапно спуститься вниз? И главное, зачем он совершил свое обратное путешествие таким странным образом? Хотя не совсем еще рассвело, однако они видели, что верблюд шел не на всех четырех ногах, а спотыкался и хромал, и его длинные ноги как-то странно поднимались, будто, спускаясь по склону, зверь постоянно припрыгивал.

Все это казалось непонятно, но вскоре очень просто объяснилось, к большому удовольствию моряков, бросившихся в ущелье и окруживших верблюда.

Верблюд стоял наклонившись, но не на коленях, как он обыкновенно становится для отдыха; а в самом неудобном вынужденном положении: вытянув шею к передним ногам, низко свесив голову и наполовину уткнув ее в песок.

В первую минуту моряки подумали, что верблюд мертв – это объясняло его странное возвращение в ущелье, все эти скачки и прыжки могли быть приписаны предсмертным мукам.

Но, обходя кругом и пристально его осматривая, они заметили, что верблюд не только жив, но и совершенно здоров; причина же его непонятного поведения объяснилась при более внимательном осмотре. Крепкая волосяная веревка, привязанная на шее вместо повода, застряла в раздвоенном копыте передней ноги, и большой узел на конце веревки удерживал ее, не позволяя проскользнуть насквозь. Это и заставило бедное животное сначала прихрамывать и спотыкаться, а потом кувырком спуститься на дно трещины, где оно упало в самом неловком положении, ничком, потому что веревка крепко притягивала его голову к передней ноге.

Плачевно было положение верблюда, самого себя поймавшего в ловушку. Но как же радостно было смотреть на него четырем странникам – они были страшно голодны и их мучила жажда. И они знали, что природа наградила это животное удивительным водохранилищем, которое и утолит их жажду.

Таковы были их первые мечты при приближении к верблюду. Но они тотчас же заметили, что совсем не обязательно убивать верблюда. На верху горба оказалась подушка или седло, крепко к нему привязанное кожаными ремнями. Из этого они заключили, что попавшийся им в руки верблюд был из породы мехари и принадлежит к числу одногорбых верблюдов. Они небольшого роста и славятся у арабов необыкновенной скоростью бега и с незапамятных времен являются верными и терпеливыми спутниками человека. И в особенности распространены у аравийских племен, живущих в Сахаре.

Не седло обрадовало наших измученных странников, а мешок, крепко пристегнутый к нему и лежавший на горбе мехари. Он был кожаный и до половины наполнен водой – важнейшая часть груза, принадлежавшего хозяину верблюда.

Бедные моряки, испытывая страшные муки жажды, не постыдились завладеть чужой собственностью, и в самом скором времени мешок был отвязан, и все четверо выпили всю воду, что там была.

Утолив жажду, моряки стали обсуждать другой вопрос: как бы утолить голод. Не убить ли верблюда?

Кажется, другой надежды не было, и горячий Теренс выхватил уже кортик, намереваясь без промедления зарезать верблюда. Но благоразумный Колин закричал, что следует подождать, по крайней мере до тех пор, пока они все не обсудят. Они принялись спорить. Мнения были различны, а число голосов одинаково: Теренс и Гарри Блаунт требовали немедленной смерти верблюда и завтрака из его мяса, а старый матрос и Колин доказывали, что лучше подождать.