Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

Без сомнения, их старого друга занесло в стан кочующих бедуинов, другого селения в таком месте быть не могло. И то удивительно, что в такой суровой, дикой пустыне нашлись еще желающие кочевать.

– Может быть, – рассудили молодые товарищи, – там есть хорошая земля, покрытая кустарниками, растениями – словом, оазис.

Опомнившись от потрясения, мичманы стали советоваться, что теперь делать: оставаться на этом же месте и ждать, пока вернется Билл, или спешить вперед в надежде нагнать и спасти его?

А вдруг он не вернется? Ведь если он попал к дикарям, ему несдобровать: они будут держать его в плену до самой смерти. Но, вероятно, он не даст верблюду занести себя в гущу этих разбойников.

И снова удивились они, когда увидели, что Старик Билл не предпринимает никаких усилий, чтобы отделаться от непокорного животного.

Минуть пятнадцать или двадцать стояли молодые мичманы в недоумении, устремив взоры на открытое, озаренное луной пространство, по которому умчался мехари. Не было ничего похожего на верблюда или матроса, только бледный свет луны отражался в чистых и блестящих, как зеркало, волнах необъятной пустыни.

Но вдруг им показалось, что до них долетают какие-то звуки, будто крики животных, смешанные с голосами людей. И вот еще послышались голоса, но более писклявые, похожие на женские.

Колин был твердо уверен, что хорошо слышал эти далекие звуки; товарищи не противоречили. Но они не были до конца уверены в этом, пока ветер снова не принес звуки нескладного хора: лай собак, ржание лошадей, хриплые крики верблюдов, блеяние овец, пронзительные возгласы козлов и почти такие же дикие и нескладные голоса мужчин, женщин и детей.

Колин уверял, что ясно различает все эти разнообразные звуки, и объявил, что они могут исходить только из какого-нибудь лагеря кочевников. Его товарищи вполне поверили ему и не пытались даже спорить, потому что знали, каким острым слухом природа одарила молодого шотландца.

Во всяком случае, невозможно было оставаться на одном месте. Если Билл не вернется, они обязаны по долгу чести последовать за ним и, если возможно, разведать, что с ним случилось. В случае же его возвращения они должны встретить его в том самом проходе, через который унес его верблюд, потому что тут не видно другого удобного пути.

Так порешив, товарищи повернулись спиной к морю и направились к долине, скрытой между песчаными холмами.

Они шли осторожно, а Колин осторожнее всех. Молодой англичанин не был так недоверчив к туземцам, как шотландец, что же касается до ирландца О’Коннора, тот клялся, что, каковы бы ни были здешние люди, все же опасность при встрече с ними самая пустяковая, и убеждал товарищей в необходимости встречи с туземцами как единственном средстве к спасению.

– Кроме того, – говорил Теренс, – Колин уверяет, что ему слышатся женские и детские голоса. Ну, сами рассудите: есть ли человек в мире, который, находясь в обществе с женщиной и ребенком, мог бы оставаться жестоким зверем, какими вы описываете жителей пустыни? Все это матросские россказни. Слушайте! Если там есть какой-нибудь лагерь эфиопов [13] Здесь имеется в виду негров, африканцев. , так пойдемте прямо к ним и попросим у них гостеприимства. Должно полагать, что здешние жители – арабы; ну, а кто из нас не наслышан о гостеприимстве арабов?

– Даже чересчур наслышаны, – отвечал англичанин, – боюсь, Терри, что на их гостеприимство не стоит рассчитывать.

– Совершенно верно, – подтвердил Колин. – Из всего, что я слышал, читал и даже видел во время моего мореплавания по Средиземному морю, я не знаю, существуют ли еще на земном шаре образцы более жаркого гостеприимства, как у арабов. Но их хваленое гостеприимство относится только к людям своей породы, то есть таким же ревностным поклонникам лжепророка Мухаммеда, как и они сами, а для прочих людей у араба заготовлено такое же радушие, как и у гиены.

– Клянусь честью, вот никогда не думал, чтобы шотландец задумывался о своей шкуре! – воскликнул ирландец, всегда готовый пошутить.

– Стыдись, Теренс! – возразил Гарри Блаунт. – До шуток ли нам?

– А вот он и сам скоро увидит, что не всегда к месту бывают ирландские шуточки, – продолжал Колин хладнокровно. – Слышите? Мужчины и женщины неподалеку от нас? Наверное, их не менее сорока.

Колин остановился, и его товарищи тоже. Они удалились от морского прибоя, рев которого ослабевал за грядами песчаных валов, зато другие звуки становились яснее. Теперь сомнений не оставалось – поверил даже недоверчивый О’Коннор: слышались голоса мужчин, женщин и детей, крики и вой животных, каждого на свой лад, и все это соединялось в нескладный концерт, похожий на шабаш ведьм.

После этого необыкновенного хора последовало короткое, ничем не прерываемое молчание, оно продолжалось все время игры двух шейхов в гелгу, той самой шахматной партии владык Сахары, поставивших Билла на ставку.

Три мичмана прошли сквозь ущелье, осторожно проползли по вершинам холмов, окружающих лагерь, и скрылись в густых кустарниках мимозы. Благодаря лунному свету они могли видеть все, что происходило у палаток.

Увиденное подтвердило догадки молодого шотландца и убедило не только Гарри Блаунта, но даже Теренса О’Коннора в том, что все рассказы про аравийское гостеприимство несправедливы и даже диаметрально противоположны истине.

Старый Билл стоял без рубахи, в одних шароварах, его окружали приземистые чернокожие женщины с черными волосами и, как раскаленный уголь, горевшими глазами. Они дразнили его, толкали и щипали, плевали ему в глаза, и все это сопровождалось крикливыми ругательствами. Как эти черномазые красавицы были похожи на адских фурий, которые терзали несчастную жертву, дав полную волю своим зверским инстинктам!

Однако Билл скоро был избавлен черным шейхом от мучительниц, но это не усилило доверия мичманов к арабскому табору.

Судя по тому, как бедуины обращались со старым Биллом, можно было понять, что они видели в белом человеке не гостя, а вещь, чуть лучшую, чем все остальные обломки корабля, выброшенные морем на их негостеприимный берег.

Молодые моряки шепотом переговаривались. Гарри Блаунт не сомневался уже в справедливости предположения Колина, Теренс О’Коннор тоже исцелился от своего недоверия. Обращение арабских женщин с несчастным стариком без слов подтверждало истину. Нечего и говорить, что это показалось им жестоким до невероятности. Если женщины, окруженные детьми, так бесчеловечны к своим пленникам, то чего ждать от мужчин?

При одной мысли, что надо оставить старого товарища в таких варварских руках, молодые моряки приходили в ужас. Когда они должны были покинуть его на песчаной мели среди бушующих волн, им было так же больно, но теперь еще прискорбнее, потому что грозные волны не казались им столь злобными и свирепыми, как эти арабские ведьмы.