Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

По-видимому, не было никакой возможности нанести врагу хоть самую легкую рану, тогда как с каждым новым поворотом мехари и с каждым новым взмахом сабли моряки подвергались опасности лишиться головы.

Начиная битву, наши смельчаки не брали в расчет неприступного положения своего противника. Соразмеряя свои силы с силами врага, они скоро оценили, однако, преимущества в его пользу. Теперь главной их заботой было сравнять силы. Если бы они хоть на минуту замешкались, то кто-нибудь из них, а может быть, и все трое, могли бы быть ранены.

– Убьем верблюда! – закричал Гарри Блаунт. – Тогда его хозяин будет равен нам, и мы…

Мысль молодого англичанина была недурна, и скоро, может быть, была бы приведена в исполнение, если бы не Теренс.

В школе молодой ирландец отличался в гимнастических играх. Особенное удовольствие доставляла ему «чехарда», и не один ярмарочный акробат не мог прыгнуть выше его. В эту критическую минуту он вспомнил свое старое искусство и, выбрав минуту, когда мехари повернулся хвостом к нему, а головой к его товарищам, Теренс сделал энергичный скачок и, оттолкнувшись на несколько футов от земли, запрыгнул верхом на верблюда.

К счастью для араба, Теренсу пришлось бросить кортик, иначе в следующий же момент верблюд освободился бы от двойной ноши.

И вот два всадника сидели, так плотно прижавшись друг к другу, что только при хорошем освещении и с хорошим зрением можно было сказать, что это не один человек, а два.

Крепко сжатый в объятиях такого сильного парня, как наш ирландец, старый арабский шейх съежился вполовину и едва был приметен, тогда как сабля, недавно еще рассекавшая воздух с опасной быстротой, теперь лежала на песке, не пугая больше своим острым блеском сердца людей, которым минуту назад угрожала отсечь головы.

Борьба между Теренсом и шейхом на спине мехари продолжалась довольно долго. Цель молодого ирландца была сбить своего неприятеля с седла на землю.

Борьба на спине мехари

Этому намерению старый араб ожесточенно сопротивлялся, зная, что раз выбитый со своего верблюда, он не в силах будет сопротивляться трем крепким молодцам, которых он рассчитывал так легко взять в плен. Ружье его не было заряжено, а грозная сабля лежала на песке. В эту самую важную минуту Колин ее поднял и, вероятно, заколол бы арабы, если бы тот не успел улизнуть от грозившей ему беды.

Способ бегства старого шейха был довольно странен. Все еще упорно держась в седле, с которого молодой ирландец всеми силами старался его сбросить, араб понял, что ему остается единственное средство к спасению – отступление с поля битвы, дабы разделить противника, душившего его сверху, с двумя другими, которые грозили ему снизу.

Одного сигнала, поданного верблюду, было достаточно, чтобы тот исполнил желание своего всадника: выдрессированное животное повернулось и, переваливаясь с боку на бок, помчалось к оврагу, откуда недавно вышло.

Животное помчалось к оврагу

С прискорбным изумлением Колин и Гарри смотрели на этот неожиданный поворот дела, и прежде чем кто-нибудь из них смог поймать верблюда за повод, который теперь тащился по земле, тот шел уже таким скорым шагом, что они напрасно старались догнать его. Они только могли спешить вслед за ним, крича Теренсу, чтобы он выпустил из рук шейха и постарался сбросить его на землю.

Сперва молодой ирландец так увлекся схваткой, что даже не заметил, как верблюд уносит его от товарищей. Лишь когда они достигли ущелья, он понял, какая опасность ему грозит, и переменил свое намерение, теперь сам решив покинуть верблюда.

Это оказалось так же трудно, потому как сильный старый араб, не заботясь более о своем животном, просунул жилистые пальцы под портупею мичманского кортика и, упершись ногами в горб мехари, прижал юношу к себе. Лишь счастливый случай спас молодого ирландца от непрошеных объятий – вмешалось то же обстоятельство, которое спасло потерпевших кораблекрушение в прошлую ночь. Повод верблюда опять попал в раздвоенное копыто, тот спотыкнулся и вытянул шею к земле.

Его вьюк полетел наземь, бедуин и ирландец улеглись рядом и хоть не опасно ушиблись, но потрясение было таким сильным, что оба некоторое время не шевелились и лишились сознания.

Никто из них еще не очнулся, когда прибежали Гарри и Колин, и тут же они были окружены множеством бедуинов!

Еще отуманенный своим падением, юный ирландец не мог понять, что вокруг него делалось, хотя совершившаяся катастрофа была ясна как светлый день.

Выстрел, сделанный старым шейхом, стал роковым для трех беглецов: он послужил сигналом, заставившим всех бедуинов вскочить на ноги и опять броситься к оврагу. Они как раз застали момент падения верблюда и окружили всех действующих лиц.

Храбрый представитель Англии и благоразумный сын Шотландии, оба были захвачены врасплох таким множеством врагов, что они даже помыслить не смели о возможности сопротивления или бегства. В еще более беспомощном положении находился и ирландский мичман.

Итак, три моряка были взяты в плен и отведены в лагерь арабских разбойников.

Наши моряки приближались к лагерю так же неохотно, как и Старик Билл час тому назад. С точно такой же бесцеремонностью они были приведены в палатку и в не совсем приличном костюме, потому что с них все сняли, кроме рубах.

Победители великодушно оставили эту часть одежды на телах пленников; тем, по правде сказать, было от этого не легче, потому что на рубашках не было сухой нитки.

Но удивительно, как это бедуины решились предоставить им хоть эту часть одежды, ибо они так усердно старались отобрать у них всевозможные вещи.

Не успели моряки опомниться, как в ту же минуту бедуины бросились на них и так поспешно стали раздевать, что можно бы подумать не хотят ли их подвергнуть какому-нибудь унизительному наказанию. Но моряки увидели, что не в этом дело: только желание овладеть скорее их имуществом руководило действиями победителей. Каждая вещь делалась предметом особенных восторгов и не раз приводила к ссорам, кончавшимся поединком на саблях.

Таким образом, мундиры, брюки, фуражки, сапоги, кортики, портупеи и карманные принадлежности – все это было разделено между многочисленными захватчиками.

Читатель, пожалуй, может подумать, что рубахи оставлены на пленниках из скромности? Такое предположение было бы очень ошибочно. Такого слова даже не водится в лексиконе бедуинов, да и в груди их нет места подобному чувству.