Томас Рид - Пиратский остров; Молодые невольники

Добрых три часа не спускал с этого часового глаз черный шейх: араб не подозревал этого. Голах разработал необыкновенный план, позволяющий ему видеть все и самому оставаться невидимым – ни дать ни взять такой же, к какому прибегли мичманы вскоре после своего крушения. Несмотря на темноту ночи, Голаха можно было бы заметить в двадцати или пятидесяти шагах, если зорко наблюдать за светлой поверхностью воды. Но на нее-то никто и не смотрел, так что Голах свободно подкарауливал часового, не будучи сам видим. Все внимание араба было поглощено мыслью, что Голах вот-вот покажется с внутренней стороны, и все время ему казалось, что оттуда уже доносится ружейный выстрел или удар сабли. Он никак не мог вообразить, чтобы неприятная неожиданность могла исходить со стороны моря, но так был занят сухопутной опасностью, что не обращал внимания на бушующие волны, которые с ревом и стоном разбивались о прибрежные камни.

Когда араб в сотый раз повернулся спиной к морю, чтобы идти дозором на другой край своего поста, Голах тихо выполз из воды и поторопился вслед за ним. Глухие стоны волн, бившихся о каменный берег, скрывали шум его шагов. Негр был вооружен только саблей, но это оружие в его руках обладало смертоносной силой. Оно было необыкновенной величины и тяжести и выковано специально для шейха. Обнажив саблю, Голах тихо, но проворно подвигался вслед за арабом. Размахнувшись изо всех сил, он ударил по шее ничего не подозревавшего часового. С глухим стоном, вполне сливавшимся с ревом волн, араб упал и выпустил из рук ружье, которое тотчас подхватила могучая рука убийцы. Положив палец на курок, Голах пошел дозором вместо убитого навстречу другому часовому с восточной стороны и даже не старался идти тихо в уверенности, что его примут за своего.

Пройдя шагов сто и никого не встретив, он остановился и вперил в ночь свирепый взгляд сверкающих глаз. Никого не было видно. Тогда шейх лег наземь, чтобы услышать, с какой стороны раздаются шаги. Тишина. Лежа на земле, негр увидел на песчаной поверхности какой-то темный предмет. На таком расстоянии невозможно было рассмотреть, что это, и потому он осторожно полз на четвереньках до тех пор, пока не убедился, что темный предмет – тоже человек, который так же лежал на земле и по-видимому прислушивался. Зачем? Ведь не затем же, чтобы узнать о приближении товарища, которого он мог поджидать, и не в таком странном положении. «Может, он заснул?» – подумал Голах. Если так, то сама судьба благоприятствует ему, и в этом предположении негр снова двинулся к распростертому силуэту.

Хотя лежащий и не пошевельнулся, однако Голах не был уверен, спит он или нет. Гигант опять остановился, чтобы пронзительным взглядом осмотреть лежащего. Если не спит, то почему позволяет так близко подходить к себе? Стал бы он лежать так спокойно, не выказывая ни малейшего признака тревоги? Если бы Голаху удалось так же легко сбыть с рук и этого часового, как первого, тихо, без всякого шума, то с помощью своих товарищей, ожидавших окончания его приключения, он прокрался бы в лагерь и вернул бы назад все, что было у него отнято.

«Ради одной этой надежды стоит рискнуть», – думал Голах, тихо ползя вперед. Придвинувшись еще ближе, он увидел, что человек повернут к нему и что лицо его отчасти закрыто рукой. Черный шейх не видал ружья в его руках, следовательно, встреча с ним не страшна. Голах схватил правой рукой тяжелую саблю с явным намерением расправиться и с этой жертвой, как с первой, и одним взмахом отрубить ей голову. Так он не поднимет тревоги в лагере. Уже занесен тяжелый клинок из блестящей стали; со страшной силой мощная рука сжимает рукоятку. Что же ты спишь, матрос Билл? Как же ты так скоро нарушил свое обещание всю ночь не смыкать глаз? Берегись, старик, Голах уже близко, в руке у него оружие, а на уме убийство!

Два часа проходив взад и вперед и ничего не слыша, кроме слова «Акка», и ничего не видя, кроме серого песка, Старик Билл начал уставать и даже пожалел, что старый шейх удостоил его своим доверием. В первый час своей вахты матрос Билл прилежно надзирал за восточной стороной, прилагая все внимание к исполнению своей обязанности. Мало-помалу бодрость покинула его, он задумался, прошедшее и будущее раскинулись перед ним. Подобные предметы редко тревожили Билла, большей частью его мысли обращались к настоящему, но темнота и пустыня мало способствуют размышлениям о сиюминутных делах. Не имея другого развлечения, матрос сначала заинтересовался маленьким орудием, которое шейх вручил ему.

«Вот так мудреная вещь, – думал Билл, – пистолет не пистолет, и вместо дубинки можно по голове хватить. Надеюсь, что стрелять из него не придется. Вишь, какой ствол – тут пуля нужна размером с яйцо. Да и того мало. Может быть, эта штуковина не заряжена и дана мне смеху ради. Надо бы проверить».

Долго шарил старый матрос, пока не удалось ему отыскать что-то вроде палочки, которою он измерил длину ствола снаружи; затем, всунув палочку в дуло, он убедился, что глубина ствола не совпадает с его длиной. В дуле что-то лежало, но наверняка не пуля. Он осмотрел полку и отметил, что все в порядке.

– Теперь-то я смекаю, в чем дело, – пробормотал матрос. – Старый шейх хотел, чтобы я наделал только шуму, если случится что подозрительное. Он побоялся вложить пулю, чтобы я не пристрелил никого из его людей. Так вот какова цена его доверия: только лай, а кусать не смей. Но мне это совсем не по нраву. Попался бы только под руку камешек, уж я непременно забью его в дуло.

С этими словами Билл опять стал шарить по земле, но ничего не находил, кроме мелкого песка. Пока он занимался своими поисками, ему вдруг послышалось, как будто кто-то сказал: «Акка». Он оглянулся в том направлении, но не увидел ничего, кроме серой поверхности морского берега.

За время пребывания в пустыне матрос Билл часто видел, как арабы ложатся наземь, прислушиваясь к отдаленным шагам. И теперь решил прибегнуть к этому же средству. Старый матрос думал, что если приблизить глаза к земле, то увидишь дальше, чем стоя прямо, потому что и поверхность земли чем ближе, тем отчетливее, и линия между горизонтом и глазами становятся прямее. И вот старик припал к земле и тотчас услышал, что кто-то подходит со стороны берега. Посчитав, что это шаги часового, матрос не обратил на них особенного внимания. Врагам полагалось подкрадываться с другого направления. Но с восточной стороны было тихо, поэтому моряк пришел к заключению, что его обмануло взволнованное воображение.

В одном только он скоро удостоверился: «вахтенный» подошел ближе, чем следовало, и не произнес надлежащего «Акка», как прежде. Старик Билл озирался вокруг и засмотрелся на берег. Шаги перестали доноситься, но рядом появилась человеческая фигура. Фигура не двигалась и, казалось, пристально смотрела на него. Кто это? Часовой? Но часового он хорошо помнил как человека низкого и худощавого, а перед ним стоял какой-то настоящий гигант, который, вместо того чтоб произнести пароль, наклонился и припал ухом к земле. Матрос тем временем осторожно набил дуло песком, а сам думал: «Как же быть: выстрелить да и удрать в лагерь?»