Уилбур Смит - Муссон

Том вырвал бутылку из рук помощника:

– Помедленнее, чертов неуклюжий осел! Он же захлебнется!

– Ром необходим, чтобы помочь ему справиться с болью, – возразил помощник хирурга.

Том не обратил на него внимания и осторожно приподнял голову отца – так мягко, словно тот был младенцем. И стал сам понемножку вливать ром в его губы, каждый раз ожидая, когда отец проглотит.

Потом он посмотрел на искалеченные ноги отца. Рейнольдс уже перевязал каждую из них кожаными ремнями в середине бедра и закрутил ремни, чтобы остановить кровотечение, однако кровь продолжала сочиться.

Под парусиновым столом поставили ведро, чтобы собирать кровь, и равномерный звук падавших в него капель звучал для Тома как звук водяных часов, отмерявших секунды жизни его отца.

Рейнольдс закончил приготовления и выбрал из своего набора хирургических инструментов, уложенных в холщовую сумку, скальпель с ручкой из слоновой кости. Он начал срезать пропитанные кровью остатки бриджей Хэла. Том побелел и чуть не потерял сознание, когда увидел то, что скрывалось под тканью.

Взрыв превратил плоть в кисель, окрасив ее в цвет рубленого фарша. Песок и обломки кораллов впились в него, как выпущенные из мушкета, а осколки костей торчали из этого месива, как наконечники стрел.

Рейнольдс тщательно ощупал ноги. Они были мягкими, бескостными под его руками. Хирург поджал губы и покачал головой:

– Необходимо отрезать. Обе. Я не могу их спасти.

– Нет! – выдохнул Том. – Вы не можете лишить его ног! Он же никогда больше не сможет ездить верхом или командовать кораблем! Вы не должны этого делать!

– Тогда он умрет. Ноги полностью разбиты, они загноятся, и через неделю он умрет от гангрены, а возможно, даже быстрее, если ему повезет.

Хирург кивнул помощникам:

– Держите его.

Эболи шагнул вперед, и Рейнольдс сказал:

– Да, ты тоже. Нам нужны сильные руки.

Он выбрал скальпель, который показался Тому больше похожим на мясницкий нож, чем на хирургический инструмент, и проверил его остроту на собственном большом пальце.

Том заметил пятнышки ржавчины на лезвии, где старую кровь не отчистили как следует.

– Мастер Том, вы будете держать его голову.

Рейнольдс протянул Тому деревянный клин:

– Суньте это ему между зубами. Это нужно, чтобы он мог что-то прикусить, когда боль станет слишком сильной, иначе у него раскрошатся зубы.

Он окунул губку в таз с горячей водой, который держал его помощник, и смыл часть крови и грязи с левой ноги Хэла, чтобы видеть, где сделать первый разрез.

Потом он покрепче затянул жгут и провел острием скальпеля по коже. Кожа разошлась, и Том, державший деревяшку между зубами отца, почувствовал, как тело Хэла дернулось в конвульсии, спина выгнулась дугой, каждая мышца и сухожилие натянулись.

Жуткий крик вырвался из горла Хэла, а потом он упал на парусиновый стол, стиснув челюсти так, что дерево затрещало в его зубах. Том пытался удержать его голову, метавшуюся из стороны в сторону, но у его отца появилась вдруг сила безумного.

– Держите его! – прорычал Рейнольдс, продолжая резать.

Эболи и помощники едва справлялись. Том слышал, как сталь скальпеля ударилась о бедренную кость в ноге отца. Рейнольдс быстро отложил нож в сторону и взял моток черной кишечной струны. Он перевязал открытые концы кровеносных сосудов. Кровь потоком лилась из них, несмотря на жгут. И падала в ведро под столом.

Том просто не мог поверить, как ее много.

Рейнольдс выбрал среди своих инструментов пилу и осмотрел ее тонкие зубья. Потом сжал разбитую ногу левой рукой, словно плотник, пилящий какую-то доску, прижал пилу к глубокой ране, оставленной скальпелем, и сделал первое движение.

Стальные зубы пилы пронзительно заскрежетали по кости, и, несмотря на то что четыре человека держали его всем своим весом, Хэл изогнулся в поясе и сел. Его голова запрокинулась, на шее и плечах веревками надулись мышцы и связки.

Снова мучительный вопль вырвался из его широко открытого рта и пронесся по всему кораблю. Потом тело обмякло, и Хэл безвольно упал на стол.

– Слава богу, это к лучшему, – прошептал Рейнольдс. – Теперь надо действовать побыстрее, пока он снова не пришел в сознание.

Еще три движения пилой – и кость распалась. Нижняя часть ноги упала; хирург отложил пилу и снова взялся за скальпель.

– Я оставлю вокруг кости как можно больше, чтобы конец кости получше зажил…

Он несколькими быстрыми движениями срезал раздавленную плоть, и Тома чуть не вырвало, когда раздавленная нога упала на парусину. Один из помощников хирурга взял ее и бросил на пол. Она лежала, словно только что выловленная треска на днище рыбацкой лодки, и едва заметно дергалась, пока отмирали нервные окончания.

Рейнольдс вдел в ушко большой иглы кусок кишечной струны и стянул лоскуты плоти над открытой костью, торчавшей из обрубка. Он тихо гудел себе под нос, протыкая иглой плотную кожу и накладывая аккуратные маленькие стежки. Свободные концы нитей, которыми он перевязывал кровеносные сосуды, свисали из закрытой теперь раны.

Через несколько минут Рейнольдс выпрямился и склонил голову к плечу, как какая-нибудь вышивальщица, оценивающая результаты своих трудов.

– Неплохо, – сказал он. – Весьма неплохо, скажу я вам.

Он тихо щелкнул языком, хваля себя.

На взгляд Тома, культя выглядела как голова едва родившегося младенца – круглая, голая и окровавленная.

– Что ж, теперь посмотрим, что там дальше.

Рейнольдс кивнул помощнику. Тот сжал лодыжку второй ноги Хэла крупными волосатыми руками и потянул ногу, выпрямляя ее.

Безумная боль выдернула Хэла из темного тумана забытья. Он снова громко застонал и слабо пошевелился, но его удержали.

Рейнольдс осмотрел вторую ногу, начав от бедра, чуть ниже жгута, потом ощупал ее до колена, глубоко вдавливая сильные короткие пальцы в тело, чтобы найти сломанную кость.

– Хорошо! – поощрил он себя. – Блестяще! Думаю, можно рискнуть и отрезать ее намного ниже. Я спасу колено. А это важно. Он сможет пользоваться деревянной ногой. И даже, может быть, сумеет снова ходить.

Мысль о том, что отец, который являлся главным центром его существования с тех пор, как он себя помнил, окажется неспособным просто ходить, внезапно прорвалась в ошеломленное сознание Тома. Это оказалось почти так же невыносимо, как и те ужасы, вынужденным свидетелем которых Том стал теперь, когда Рейнольдс снова взял окровавленный скальпель и сделал первый надрез на оставшейся ноге.

Хэл дергался и кричал во вспотевших руках Тома, превращая в щепки деревянный колышек…

Том тяжело дышал и хрипел от усилий, удерживая извивающееся тело и одновременно борясь с волнами тошноты, подступавшими к горлу. Но вот и вторая нога упала на запятнанный кровью пол.