Уилбур Смит - Муссон

Они образовали плотное кольцо, и турки напирали на них, когда они быстро отступали к входу в ущелье, но они потеряли еще несколько человек.

– Внимание! – крикнул Дориан. – Бегом!

Они разом развернулись и помчались в глубину ущелья, неся с собой раненых, а турки столпились у входа на перевал, мешая друг другу.

Когда арабы приблизились к повороту ущелья, Дориан, бежавший впереди, закричал тем шестерым, что сидели за каменной стенкой:

– Не стрелять! Это мы!

Стенка наскоро сооруженного бруствера была высотой по грудь, и им пришлось перелезать через нее. Те, кто ждал по другую сторону, помогли перетащить через верх раненых.

Когда последний из воинов Соара спрыгнул по другую сторону стены, по ущелью уже с ревом помчались враги, совсем близко. Шестеро не принимавших участия в битве на каменном выступе теперь яростно вступили в бой: они зарядили все оставшиеся ружья и сложили их вдоль утеса, а под рукой положили длинные копья. Едва турки добежали до бруствера, их встретил первый залп. Началась суматоха: первые атакующие пытались отступить, но остальные толкали их вперед.

Еще один залп почти в упор – и турки побежали назад по ущелью и вскоре исчезли за выступом скалы. Хотя они спрятались за камнями, их голоса отдавались от окружавших стен, и Дориан отлично слышал их проклятия Соару и то, как они старались убедить друг друга снова двинуться вперед. Он понимал, что передышка перед следующей атакой будет недолгой.

– Воды! – приказал Дориан. – Принесите воду.

Жара в ущелье была как в раскаленной печи, а битва выдалась тяжелой. Они напились противной жидкости из горьких колодцев Гхайл-Ярнина, глотая ее, как сладчайший шербет.

– Где Хасан? – спросил Дориан, пересчитав своих.

– Я видел, как он упал, – ответил кто-то. – Но я нес Саида и не мог вернуться к нему.

Дориан пожалел о такой потере, потому что Хасан был одним из лучших воинов. Теперь у него осталось всего двенадцать человек, способных сражаться.

Они принесли с собой пятерых раненых, но остальных пришлось оставить на милость турок.

Теперь этих пятерых отнесли туда, где стояли верблюды, и Дориан разделил выживших на четыре равные группы.

Ширины бруствера хватало только для троих. Дориан расположил остальных за первым рядом. После каждого залпа первые должны были отступать назад и перезаряжать ружья, а следующие – занимать их место. Таким образом Дориан надеялся поддерживать постоянный огонь, когда турки начнут новую атаку. Он мог удерживать их до темноты, но сомневался, что им удастся пережить ночь.

Воинов Соара осталось слишком мало, а турки славились как жестокие и храбрые воины. Дориан понимал, что у врага хватит ресурсов, чтобы найти какую-то стратегию и разбить их оборону. Он мог лишь надеяться, что выиграет достаточно времени для аль-Малика и в конце концов им придется попытаться пробить себе дорогу наружу копьями и мечами.

Они притаились за бруствером в давящем, горячем воздухе ущелья, собираясь с силами.

– Пожалуй, я заслужил себе местечко в раю, – усмехнулся Мустафа, обматывая обрывком грязной ткани рану, оставленную вражеским мечом на его предплечье. – Сейчас бы покурить травы, что избавляет от боли!

– Я сам приготовлю для тебя такой кальян, когда мы доберемся до Маската, – пообещал Дориан.

И тут же умолк, услышав, как кто-то выкрикнул его имя:

– Аль-Салил, братец мой!

Голос эхом разнесся по гулкому ущелью.

– Мое сердце полно радости от нашей новой встречи!

Это был высокий, визгливый голос, почти женский.

Но хотя его тембр изменился, Дориан узнал его.

– Как твоя нога, Зейн аль-Дин? – крикнул он в ответ. – Подойди, позволь мне сломать тебе и вторую, чтобы уравновесить твою утиную походку!

Зейн, невидимый за поворотом ущелья, захихикал:

– Мы подойдем, брат мой, поверь, мы подойдем, а тогда я посмеюсь, видя, как мои турецкие союзники задерут на тебе юбки и перекинут тебя через седло твоего верблюда!

– Думаю, тебе самому это куда больше понравилось бы, Зейна!

Дориан воспользовался формой женского рода, как будто говорил с женщиной, и Зейн на какое-то время умолк.

Потом послышалось:

– Здесь у нас твой кровный брат Хасан! Ты его бросил, когда убегал, словно трусливый шакал! А он еще жив.

Дориан почувствовал, как по его спине прокатилась ледяная волна ужаса.

– Он храбрый человек, Зейн аль-Дин! Позволь ему умереть с честью! – крикнул он.

Хасан был его другом с первого дня жизни Дориана среди соаров. У него были две молодые жены и четверо маленьких сыновей, старшему из которых едва исполнилось пять лет.

Жуткий крик пронесся по ущелью, крик смертельной агонии и ярости, но тут же затих, перейдя в рыдающий стон.

– Вот тебе подарочек от твоего друга!

Что-то маленькое, мягкое, окровавленное вылетело из-за поворота ущелья. Оно покатилось по песчаной земле и остановилось перед стенкой бруствера.

– Тебе пригодится вторая пара яиц, брат мой аль-Салил! – крикнул Зейн аль-Дин. – Вот они! Хасану они все равно не пригодятся там, куда он отправляется.

Воины Соара рычали и испускали проклятья, а Дориан почувствовал, как на глаза наворачиваются жгучие слезы. Его голос звучал хрипло, когда он кричал Зейну:

– Богом клянусь, однажды я сделаю с тобой то же самое!

– О, брат мой! – откликнулся Зейн. – Если эта собака Соара так дорога тебе, я его пришлю тебе. Но до того хочу посмотреть на его потроха.

Снова раздался ужасающий крик, а потом Хасана вытолкнули на открытое место и подтолкнули по проходу к брустверу. Хасан был обнажен, между его ногами зияла темная кровавая дыра. Ему вспороли живот, и его внутренности висели до самых колен, скользкие, пурпурные. Он качнулся в сторону Дориана, открыв рот, похожий на полную крови пещеру. Зейн аль-Дин вырезал ему язык.

Сделав несколько шагов, почти дойдя до бруствера, Хасан упал и слабо задергался в пыли. Дориан перепрыгнул через бруствер с мушкетом в руке. Приложив дуло к голове Хасана, он выстрелил.

Голова Хасана разлетелась, как гнилая дыня от удара. При звуке выстрела турки толпой выскочили из-за укрытия.

Дориан запрыгнул обратно за стенку.

– Огонь! – крикнул он своим людям, и первый залп ударил по передним нападающим.

Все это продолжалось несколько часов, пока позволял дневной свет. Постепенно ущелье заполнилось трупами врагов, они громоздились уже почти на высоте бруствера, а густой пороховой дым так заполнил ущелье, что стало трудно дышать. Люди задыхались, стреляя и перезаряжая. Дым смешивался с металлическим запахом крови, вонью разорванных внутренностей, и от жары пот заливал тела и обжигал глаза солью.

Используя своих же убитых как штурмовую лестницу, турки трижды забирались на бруствер, и трижды Дориан и воины Соара заставляли их отступить. Когда сгустилась тьма, рядом с Дорианом осталось всего семеро арабов, и все они оказались ранены. В перерывах между атаками они оттаскивали убитых и раненых туда, где оставили верблюдов. Заботиться о раненых было некому, так что Дориан просто поставил бурдюк с водой рядом с теми, у кого еще хватало сил, чтобы напиться.