Уилбур Смит - Муссон

Он встал и мягко произнес:

– Хат! Хат! Вставай!

Ибрисам повернула голову и посмотрела на него большими темными глазами, полными боли.

– Хат! Хат! – повторил он.

Ибрисам застонала, заворчала и с трудом поднялась. Дориан забрался в седло.

Ибрисам пошла дальше неровной походкой, следуя тропой, что оставили за собой принц и Батула, через холмы и глубокие сухие русла рек. Дориан снова почти падал из седла, и ему пришлось привязать себя пустой грузовой сеткой. Он дремал, просыпался, снова дремал, медленно погружаясь в некое бессознательное состояние. Он потерял представление о времени, скорости, направлении, и они просто брели и брели, умирающее животное и человек.

Примерно через час после рассвета, когда безжалостное солнце снова начало их обжигать, Ибрисам окончательно сдалась. Она умерла прямо на ходу, все еще пытаясь сделать очередной шаг.

Застонав в последний раз, она тяжело упала, выбросив Дориана из седла на усыпанную камнями землю.

С трудом поднявшись на колени, Дориан подполз к Ибрисам и спрятался в тени ее большого тела. Он старался не думать о гибели любимого животного и о потере всех своих людей. Следовало собрать все свои силы и всю свою волю к жизни, чтобы дождаться того момента, когда Батула сможет вернуться с воинами Авамира и найти его.

Он видел глубокие следы множества верблюдов на сыпучей почве впереди и понимал, что даже в последние минуты Ибрисам упорно двигалась по тому маршруту, которым шли Батула и принц: к оазисам Мухайда. Это могло спасти ему жизнь, потому что, когда они будут возвращаться, они пойдут по собственному следу.

Правило выживания в пустыне гласило: нельзя покидать безопасные места и уходить в дикие местности. Но Дориан понимал, что турки будут его преследовать. Зейн аль-Дин не отпустит его так легко.

Враги должны были подойти уже близко. А если они найдут его прежде, чем вернется Батула, Зейн обойдется с ним так же, как с ранеными на перевале Быстрой Газели.

Поэтому Дориан должен был идти дальше, навстречу Батуле; он должен постараться уходить от турок, пока может стоять на ногах.

Дориан с трудом встал и посмотрел на груз, который несла Ибрисам. Найдется ли там что-нибудь полезное для него? Он отвязал бурдюк для воды и, подняв его обеими руками, поднес к губам. Несколько горьких капель скользнули в его рот, и Дориан тяжело сглотнул их; горло у него уже сильно распухло.

Потом он уронил пустой бурдюк.

Оружие. Дориан осмотрел то, что у него имелось. Старый мушкет-джезайл в кожаных креплениях у седла. Мешочек пороха и мешочек пуль. Приклад мушкета инкрустирован слоновой костью и перламутром, замок – серебром. Ружье весило почти семь фунтов – слишком тяжелое, чтобы тащить с собой. Значит, оставить.

Сломанное копье осталось у перевала, а меч просто придавит его к земле, к тому же будет казаться все тяжелее с каждой милей. Дориан с грустью расстегнул ремень и позволил ему упасть на землю. Оставался кинжал, он понадобится под конец. Клинок был острым. Дориан затачивал его до тех пор, пока кинжал не начинал легко срезать рыжие волоски на руке Дориана. Когда турки его догонят, он сможет упасть на клинок, выбрав быструю смерть, не допустив оскопления и издевательств.

Посмотрев на Ибрисам, Дориан сказал:

– Это последняя услуга, о которой я тебя прошу, милая.

Опустившись на колени рядом с верблюдицей, он кинжалом взрезал ей живот. Из желудка верблюдицы он достал несколько пригоршней его содержимого и, выжав из него жидкость, выпил ее. Она была горькой от желчи, но Дориан, хотя и с трудом, сдержал рвоту – он не мог потерять драгоценные капли, только они могли дать ему силы прожить еще несколько часов под палящим солнцем.

Заново перевязывая свои раны, он увидел, что кровотечение прекратилось, на ранах образовались черные струпья. Потом завязал потуже ремешки сандалий и набросил на голову накидку, чтобы спрятаться от безжалостных лучей. И, не оглянувшись на Ибрисам, он двинулся по следам, оставленным отрядом принца, к горизонту, уже затянутому жаркой синей дымкой миражей.

Примерно через час он впервые упал. Ноги под ним словно превратились в вату, и он рухнул лицом вниз. В открытый рот набилась сухая известковая земля, и он почти задохнулся, стараясь ее выплюнуть. В его рту совсем не осталось слюны, и пыль проникала в легкие, когда он втягивал воздух. Дориан попытался сесть, кашляя и отплевываясь. Это усилие спасло его от потери сознания.

Дориан заставил себя подняться на ноги. Хотя он шатался и едва не падал, он сумел найти в себе немного сил.

Солнце как будто пыталось выжечь его мозг. Дориан чувствовал, что высыхает, как оставленный на припеке фрукт. Когда он попытался сглотнуть, во рту ощутился металлический солоноватый вкус крови. Постепенно боль и жажда отступили, и он погрузился в странное состояние, утратив все ощущения.

Он услышал музыку, нежную и мелодичную. Остановившись и рассеянно оглядевшись, он увидел Тома и Ясмини: они стояли рядышком на вершине склона, по которому он поднимался. И оба, смеясь, махали ему руками.

– Не будь ребенком, Дорри! – кричал Том.

– Иди сюда, Доули!

Ясмини танцевала рядом с Томом, как изящный эльф, ее юбки развевались. А Дориан и забыл, какая она хорошенькая.

– Идем со мной, Доули! Я снова поведу тебя по Дороге Ангела!

Дориан бросился бежать, спотыкаясь, а двое на холме повернулись и еще раз помахали ему, прежде чем скрыться за гребнем. Дориану казалось, что с каждым шагом он по колено погружается в сыпучий песок; споткнувшись о какой-то камень, он замахал руками, чтобы не упасть… но все же добрался до верха холма и посмотрел вниз, в долину за ним. И в изумлении вытаращил глаза. В долине росло множество зеленых деревьев, увешанных красными зрелыми фруктами, а дальше раскинулись пышные зеленые английские луга, протянувшиеся до сверкающего озера.

Том исчез, но обнаженная Ясмини стояла на берегу озера. Ее тело было стройным и гибким, кожа отливала золотом, а волосы с серебряными прядями спадали до талии. Маленькие, похожие на яблочки груди застенчиво выглядывали из-под вуали волос.

– Доули! – позвала она, и ее голос был нежным, как зов пустынного дрозда на рассвете. – Доули, я так долго тебя ждала!

Дориан попытался побежать к ней, но ноги снова подвели его. Он упал, и сил у него не хватило даже на то, чтобы поднять голову.

– Дай мне чуть-чуть поспать, Ясси! – хотел попросить он, однако из его распухшего горла не вырвалось ни звука, а язык как будто заполнил весь рот.

С огромным усилием он открыл глаза – и его охватило чувство огромной потери. Ясмини и озеро исчезли.

Перед ним лежала только суровая обожженная пустыня, камни, колючки и песок. Дориан перевернулся, чтобы посмотреть назад с холма, и увидел патруль кавалерии Оттомана. Они двигались по его следу: пятьдесят воинов на беговых верблюдах. Находясь примерно в двух морских милях от него, всадники быстро приближались. Дориан понял, что они-то точно не фантомы.