Уилбур Смит - Муссон

Он увидел, как в центре переднего ряда воинов Масакары вдруг развернулось странное новое знамя – его нес высокий всадник на светлом породистом верблюде. Принц направил трубу на этого воина и увидел, что знамя – лазурно-синее, и на нем сверкают серебряные буквы… и он в изумлении увидел, как всадник сбросил с головы шарф и поднял копье. Волосы воина оказались красно-золотыми, а копье направилось в сторону турок.

– О Аллах! Да славится Аллах! Аль-Салил сделал это! Он поставил племена на нашу сторону!

Пока принц в благоговении наблюдал за происходящим, арабские отряды с обоих флангов двинулись вперед, с двух сторон обстреливая турок, сжимая их в стальном кулаке.

Принц встрепенулся и отдал приказ:

– Наступаем! Вперед!

Загремели барабаны, пронзительно загудели трубы.

Армия с воинами Соара и Авамира в центре покатилась вперед, поднимая огромные тучи пыли, затянувшие высокое голубое небо.

Дориан скакал вместе со всеми, и его сердце пело.

До самого последнего момента он не чувствовал уверенности в том, что шейхи Масакары сдержат данное ему слово и повернутся против Оттомана. Верблюд стремительно нес его, и лишь Батула успевал за ним.

Турки впереди пребывали в замешательстве, большинство все еще смотрели в долину, где двинулась вперед армия аль-Малика; лишь те, кто находился ближе к правому флангу, увидели опасность и начали разворачиваться навстречу нападавшим.

С грохотом и звоном они сошлись, и арабы ударили по турецкому флангу, мгновенно прорвав его. Дориан выбрал одного воина в кольчуге и бронзовом шлеме, с темным лицом, искаженным от ярости и страха; он пытался справиться со вставшим на дыбы конем. Дориан опустил копье и пригнулся в седле. Под руководством Батулы он научился на полном скаку пронзать подброшенную в воздух дыню. А теперь он метил в то место, которое не закрывала кольчуга турка: в левую подмышку.

Копье вздрогнуло в его руке, когда наконечник вонзился в бок турка и вышел с другой стороны туловища. Удар вышиб турка из седла, и он, дергаясь, повис на гибком копье.

Дориан опустил копье вниз, чтобы воин соскользнул с него и покатился в пыль, и тут же выбрал другую жертву. На этот раз от силы удара копье сломалось в его руке, но стальной наконечник уже вонзился в горло врага. Турок обеими руками схватился за обломок древка, пытаясь вырвать его из своего тела, но умер, не успев это сделать.

Батула бросил Дориану запасное копье. Дориан поймал его и, продолжая движение, воткнул наконечник в живот очередного турка.

В первые же минуты атаки ряды оттоманов рассыпались под напором с двух сторон, и тут же с юга по ним ударила основная часть армии.

Столкнувшиеся армии превратились в единую массу, крики людей и грохот оружия оглушительно сотрясали воздух.

Но долго это продолжаться не могло: одна сторона перевешивала другую, и атака вышла слишком яростной. Оттоманы начали отступать. Арабы, почувствовав победу, нажали сильнее, как волки на умирающего верблюда, и битва наконец превратилась в настоящую кровавую резню.

Первая атака Дориана занесла его в гущу врагов, и он с Батулой оказались отрезаны от своих и окружены. Второе копье сломалось в руке Дориана, и тогда он выхватил ятаган и принялся рубить врагов, пока его правая рука не стала мокрой до плеча от турецкой крови.

А потом вдруг ярость врагов вокруг него утихла, и они отступили, повернув своих скакунов назад. Дориан видел, как многие просто бросают оружие, когда к ним приближаются арабы. Турки удирали галопом.

– В погоню! – закричал Дориан. – Догнать их! Перебить!

Две армии, смешавшись, как вода с маслом, вместе неслись по равнине: арабы, пронзительно крича, размахивали окровавленными мечами, а убегающие турки почти не пытались обороняться. Некоторые просто спрыгивали на землю и падали на колени на пути наступающих, моля о милосердии, но арабы небрежно, на скаку, пронзали их копьями, а потом возвращались, чтобы ободрать с трупов золото.

Дориан пробивался к тылу турецкой армии. Он уже видел, что командиры Оттомана давно сбежали с поля битвы и теперь просто старались поскорее пересечь равнину.

Генерал и все его офицеры вскочили на лошадей и верблюдов и неслись к городу. Но из всей этой толпы Дориану нужен был лишь один человек.

– Где Зейн аль-Дин? – крикнул он Батуле.

Дориан видел Зейна раньше, утром, когда армия выходила из ворот Маската. Зейн аль-Дин был в числе турецкого командования, он ехал рядом с генералом Оттомана, в такой же кольчуге и с копьем, словно и вправду рвался в бой. Рядом с ним находился Абубакер, его старый верный прихвостень из гарема в Ламу. Абубакер вырос высоким и поджарым, у него появились длинные усы, и он тоже был одет как настоящий воин. Но хотя эти два старых врага Дориана скакали тогда на расстоянии длины двух копий от него, ни один из них его не узнал в рядах Масакары, потому что Дориан сидел на незнакомом им верблюде, а его лицо и рыжие волосы скрывались за складками черной головной повязки.

– Где он? – снова крикнул Дориан. – Ты его видишь?

Он вскочил на деревянный ленчик седла бегущего верблюда – ловкий и бесшабашный трюк, свидетельствовавший о мастерстве наездника, – и с высоты осмотрел равнину впереди; ее заполнили не только бегущие враги, но и бесхозные уже лошади и верблюды, лишившиеся всадников.

– Вон он! – закричал Дориан, легко спрыгнул в седло и направил своего верблюда вперед.

Зейн аль-Дин был в полумиле впереди; он сидел на том самом гнедом жеребце, которого Дориан видел утром.

Его пухлое тело не составляло труда узнать, как и золотую повязку вокруг синего головного шарфа. Дориан пустил своего верблюда во всю прыть.

Он обогнал множество турок, некоторые из них являлись офицерами высокого ранга, но Дориан не обращал на них внимания; он, как гепард, преследующий выбранную газель, несся прямиком на Зейна аль-Дина.

– Эй, братец! – крикнул он, догнав гнедого. – Подожди немножко! У меня есть кое-что для тебя!

Зейн оглянулся через плечо. Ветер сорвал с его головы шарф, длинные темные волосы и борода растрепались на ветру. От ужаса его лицо стало белым, как прогорклое верблюжье масло, когда он увидел так близко от себя Дориана, длинный ятаган в его руке, забрызганное кровью лицо и яростную, безжалостную усмешку.

Зейна аль-Дина словно парализовало от страха; он вцепился в луку седла, уставившись на Дориана, а тот уже мчался рядом и замахивался ятаганом. Зейн с визгом разжал пальцы и вывалился из седла.

Сильно ударившись о землю, он покатился, как камень с крутого склона, пока наконец не замер в пыли, похожий на груду тряпья.

Дориан развернул верблюда и остановился над Зейном, с трудом поднявшимся на колени. Его лицо покрылось пылью, на щеке появилась большая ссадина. Он посмотрел на Дориана и забормотал, всхлипывая: