Уилбур Смит - Муссон

– Пощади меня, аль-Салил… я дам тебе все, что угодно…

– Брось мне твое копье! – крикнул Дориан Батуле, не сводя глаз с жалкого лица Зейна.

Батула бросил ему копье. Дориан опустил его наконечник и прижал к груди Зейна. Зейн начал хныкать, слезы потекли по его пухлым щекам, пробивая дорожки в пыли.

– У меня есть лакх золотых рупий, брат… Они все твои, если ты меня пощадишь, клянусь!

Губы Зейна обвисли и дрожали, он от страха пускал слюни.

– Ты помнишь Хасана у перевала Быстрой Газели? – мрачно спросил Дориан, наклоняясь в седле и глядя в лицо Зейну.

– Боже, прости меня! – зарыдал Зейн. – Это случилось в пылу битвы! Я был не в себе! Прости меня, брат!

– Мне бы хотелось заставить себя прикоснуться к тебе, и тогда я наверняка отрезал бы тебе мужское достоинство, как ты сделал с моим другом, но я скорее дотронусь до ядовитой змеи! – Дориан сплюнул от отвращения. – Ты не заслужил воинской смерти от стали копья, но, поскольку я человек сострадательный, я тебе ее подарю.

Он надавил на длинное древко, и яркое острие укололо жирную грудь Зейна аль-Дина.

Но тут Зейн нашел спасение. Нашел те единственные слова, которые смогли отвести неминуемый гнев Дориана.

– Прошу тебя именем нашего отца! Из любви к аль-Малику пощади меня!

Лицо Дориана изменилось, во взгляде появилась неуверенность, он на дюйм отодвинул копье.

– Ты просишь правосудия отца, которого ты предал. Мы оба знаем, что это должна быть гаррота палача. Но если ты выбираешь именно такую смерть вместо той, что я тебе предлагаю, что ж, так тому и быть. Дарую ее тебе.

Дориан убрал копье в кожаные петли на седле.

– Батула! – позвал он и, когда его копьеносец подъехал, приказал: – Свяжи руки за спиной этому пожирателю свиной плоти и надень ему на шею аркан.

Батула соскользнул с седла и быстро связал руки Зейну, потом набросил петлю аркана ему на шею. Конец веревки он передал Дориану, и тот привязал его к своему седлу.

– Вперед! – рявкнул Дориан, дергая веревку. – Я отведу тебя к принцу.

Зейн с трудом выпрямился и потащился за верблюдом Дориана. В какой-то момент он потерял равновесие и покатился по земле, но Дориан не придержал животное и даже не оглянулся, и Зейн кое-как поднялся снова. Его одежда порвалась, колени кровоточили. Прежде чем они одолели милю по этой залитой кровью равнине, на которой валялись трупы турок, как выброшенные штормом водоросли на берегу, золотые сандалии порвались и слетели с ног Зейна, и подошвы его ног ободрались о песок и камни. Лицо распухло и почернело из-за душившей его веревки, и он так ослабел, что не мог больше молить о милосердии.

Принц Абд-Мухаммед аль-Малик подъехал к воротам Маската во главе своей свиты. Горожане вместе с приближенными калифа аль-Узара ибн Якуба распахнули ворота и вышли ему навстречу. Они рвали на себе одежды и посыпали головы пеплом и пылью в знак раскаяния, падали на колени перед его конем, моля даровать им жизнь, клялись в верности и провозглашали новым калифом Омана.

Принц спокойно сидел в седле, являя собой благородную и величественную фигуру. Но когда визирь его брата Якуба вышел вперед, неся на плече запятнанный мешок, лицо аль-Малика стало грустным: он знал, что находится в этом мешке.

Визирь вытряхнул содержимое мешка в дорожную пыль, и отсеченная голова Якуба покатилась к ногам скакуна принца, уставившись на него пустыми глазами.

Его седая борода спуталась и слиплась от грязи, как у нищего попрошайки; над открытыми глазами и окровавленными губами тут же закружились мухи.

Аль-Малик печально посмотрел на голову брата, потом перевел взгляд на визиря и тихо заговорил.

– Ты надеешься завоевать мое одобрение, убив моего брата и принеся мне вот эту грустную вещь? – спросил он.

– Великий господин, я сделал только то, что, как мне казалось, понравится тебе!

Визирь побледнел и задрожал всем телом.

Принц жестом подозвал к себе шейха Авамира:

– Убей его!

Шейх наклонился в седле и одним ударом меча расколол череп визиря до подбородка.

– Заберите со всем уважением останки моего брата и подготовьте их к похоронам до захода солнца. Я буду первым молиться о его душе, – сказал аль-Малик.

Потом он окинул взглядом сжавшихся от страха жителей Маската.

– Ваш город теперь – мой город. И его народ – мой народ, – сказал он. – По моему королевскому указу Маскат освобождается от разграбления. Мое слово защищает его женщин от насилия, а его ценности – от мародерства. – Он поднял правую руку и продолжил: – Когда вы принесете мне клятву верности, все ваши преступления против меня будут забыты и прощены.

После этого он въехал в город, вошел во дворец Маската и сел на Слоновий трон Омана, вырезанный из гигантских бивней.

Сотни знатных людей добивались внимания нового калифа, сотни государственных дел ждали его внимания, но калиф первым делом послал за шейхом аль-Салилом. Когда Дориан распростерся перед троном, аль-Малик сошел вниз, поднял Дориана и прижал к груди.

– Я уже думал, что ты погиб, сын мой. А потом увидел твое знамя, оно развевалось над рядами воинов Масакары, и мое сердце громко запело от радости. Я многим тебе обязан, ты не только привел под мои знамена северные племена, но и сам сражался за нас. Если бы не ты, я, возможно, не сидел бы сегодня на Слоновьем троне.

– Отец, во время битвы я захватил в плен одного человека из армии Оттомана, – сказал Дориан и подал знак Батуле, ожидавшему среди знати в глубине тронного зала.

Батула вышел вперед, ведя на аркане Зейна аль-Дина.

Зейн был оборван, весь перепачкан пылью и высохшей кровью, его волосы и борода побелели от пыли, ободранные босые ноги кровоточили, как ноги паломника. Сначала аль-Малик его не узнал. Потом Зейн качнулся вперед и распростерся у ног отца, зарыдал и завилял всем телом, как собака.

– Отец, прости меня!.. Прости мне мою глупость! Я виновен в предательстве и неуважении… Я виновен в алчности. Меня сбили с пути дурные люди…

– И как именно? – холодно спросил калиф.

– Великий Порте пообещал мне Слоновий трон, если я выступлю против тебя, а я оказался слаб и глуп. Я всем сердцем сожалею об этом, и, если ты прикажешь меня убить, я буду взывать о любви Небес к тебе, пока жизнь теплится в моем теле!

– Ты более чем заслужил смерть, – сказал калиф. – Ты видел от меня лишь любовь и доброту, а отплатил предательством и бесчестьем.

– Дай мне еще один шанс доказать мою любовь к тебе!

Зейн с рыданием вцепился в сандалии отца, заливаясь слезами.

– Этот радостный день уже омрачен смертью моего брата Якуба. Достаточно крови пролилось, – задумчиво произнес аль-Малик. – Встань, Зейн аль-Дин, я дарую тебе прощение, но в наказание ты должен отправиться в паломничество в Мекку и там тоже просить прощения. И не показывайся мне на глаза, пока не вернешься с очищенной душой.